Переезд - это всегда утомительно.

И совершенно неважно, идет ли речь о квартире/доме, или может быть даже переезде в другой город/штат/страну или... Землю. Брайс бы и сама хотела, что ее мир был несколько проще, да что там, намного проще. Хотела бы не носить на плечах тяжелый плащ и скрывать свое лицо за маской Летучей Мыши. Уэйн хотела бы ошибаться в своих прогнозах, хотела бы вести жизнь обычной девушки - черт возьми, она отдала бы все свои деньги не раздумывая, если бы это было возможно. Встречаться с парнями, сплетничать с подругами, ходить по магазинам/кафе/кино, отучиться в колледже, найти работу, встретить нужного человека, выйти замуж, родить двух или трех детей - какой там стандартный сценарий мелодрам и фильмов про любовь? Может быть немного драм и проблем в самом начале - завистливая подруга или чуть менее успешная сокурсница, которая по закону жанра должна вставлять ей палки в колеса. Но в конце все должно быть хорошо. Это закон.

Чёрта с два. Так бывает только в книжках и в слезливых фильмах.

Жизнь Брайс Уйэн была идеальной и оборвалась из-за пистолетного выстрела в переулке около самого старого в городе кинотеатра, куда неизменно раз в месяц ходили чета Уэйн вместе с их малолетней дочерью, пока однажды милую семейную традицию не прервал опустившийся на самое дно обычный и отчаявшийся грабитель. Ему было нечего терять, зато Брайс в тот день потеряла все. Ей не светил детский дом исключительно из-за влияния, которое оказывали ее родители на город и из-за завещания, согласно которому опекуншей девочки становилась ее гувернантка. Первые полгода она помнит очень смутно, погруженная в пучину своего отчаяния, из которой ее вытащила Астрид, которая беспрекословно заявила, что очень уважает и разделяет ее горе, но не допустит, чтобы девочка погубила себя. Женщина ни на минуту не оставляла наследницу корпорации Уэйн в одиночестве, лично отвела ее в несколько кружков, заставляла ходить в школу и даже, неслыханное дело, делать уроки, иногда приглашала в особняк одноклассников девочки, не позволяя ей окончательно разорвать все связи со сверстниками, пока дыра в груди Брайс не начала заживать. Лишь тогда гувернантка смогла немного выдохнуть, перестав опасаться, что однажды может проснуться и обнаружить в постели уже холодеющее тело девочки. Та даже предположить не могла, что настолько дорога своей няне, но тем не менее, очень благодарна ей за поддержку и заботу в то самое трудное время.

Постепенно, но жизнь вновь обрела некоторое подобие нормы, хотя ростки тьмы уже пустили свои корни в душе Брайс. Она стала более жестокой и отстраненной по отношению к враждебному ей миру. Многие бывшие партнеры ее отца пытались отнять у нее корпорацию, получить в свои руки пакет акций, который все еще был в руках единственной дочери Уэйнов. К счастью, Астрид довольно успешно отражала их атаки до совершеннолетия девушки, а там она, с четырнадцати лет изучавшая право и юриспруденцию, смогла успешно дать им всем от ворот поворот. Брайс не желала отдавать семейное дело в чужие руки, поэтому быстро освоилась, а к двадцати годам и вовсе приумножила свой доход. И черт возьми, ей очень нравилось дурачить надутых индюков, которые так сильно мечтали обвести ее вокруг пальца и прибрать к рукам ее компанию.

И, конечно, никогда не знал, что ослепительно красивая Брайс ведет двойную жизнь, ночами выслеживая самых опустившихся преступников, зачищая родной город, надеясь сделать его более безопасным для жизни. Ее ни в чем нельзя было упрекнуть. Фигура ночного мстителя была выше и шире хрупкой с виду девушки, которая не в силах поднять что-то тяжелее телефона. Лишь однажды привычная схема дала сбой. Когда Мышь столкнулась с Котом. И они навсегда поменялись ролями. Обоим доставляла удовольствие их ежедневная игра, пока однажды они не оказались в ситуации, где им пришлось работать сообща. На следующее утро Брайс проснулась в чужой постели и успела сбежать до рассвета. В конечном итоге, он сам раскрыл ее личность, но ни разу не предал ее доверие, даже под пытками. А она.. она полюбила его. Они планировали совместное будущее, вдали от прогнившего Готэма, они собирались пожениться, когда пришли атланты. А потом, по нелепой случайности, он, ее Сильвестр, погибает в перестрелке между полицейскими и ворами. Они праздновали победу, а она оплакивала свою очередную потерю.

А еще через год весь привычный ей мир был уничтожен, просто стерт безжалостной стихией. И именно тогда Брайс окончательно сломалась.

Брайс встряхивает волосами, отгоняя наваждение. Прошлое должно остаться в прошлом. Она не сможет выполнить то, что должна, если будет себя жалеть. Прошло всего лишь несколько недель, с тех пор, как который смеется помог ей перейти на другую Землю. Более здоровую, более живую. Все здесь казалось до жути знакомым, но в то же время было чужим. Иногда Уэйн казалось, что она сходит с ума, видя себя/его по телевизору или читая про себя/него в газетах. Перед ней открывались невероятные перспективы, оставалось понять, как их использовать. Но сначала, необходимо разведать обстановку. Готэм в целом не изменился, по-крайней мере в вопросах архитектуры. Не считая нескольких новых для нее небоскребов, в городе она отлично ориентировалась. И с облегчением обнаружила на привычном месте любимую кофейню, которую облюбовала еще со студенческой скамьи. Часто их патрули с Сильвестром заканчивались именно в этом месте.

Глупо, но первым делом на новой Земле она попыталась отыскать на этой Земле Кайла, вот только никого, кто подходил бы под описание так и не нашла. Может быть он тоже умер или переехал в другой город. А может... Сердце Брайс сбивается с ритма, когда ее взгляд мимолетно скользит по профилю миловидной черноволосой женщины. Не может быть... едва слышным шепотом срывается с ее губ. Но ошибки быть не может, этот прищур глаз, эти жесты и мимику она узнает и из миллиона. Почему же она раньше об этом не подумала? Если ее двойник был противоположного пола, почему он не может стать... ей?

Решение было принято быстро и необдуманно. Подхватив свой стаканчик с кофе, Брайс делает несколько уверенных шагов, специально случайно спотыкаясь и проливая уже порядком остывший напиток на брюки к сидевшей женщине. После громко вскрикивает, взмахивая руками и в ужасе округляя глаза.

- Боже мой, простите меня, пожалуйста! - она хватает со столика салфетку и начинает промокать ей кофейной пятно, что-то извиняющееся причитая и качая головой, - Я такая неловкая, просто кошмар, - понимая, что сделала только хуже, комкает салфетку, кидая ее на столик, - Пожалуйста, позвольте мне оплатить вам химчистку, я живу тут неподалеку, - делает какой-то неопределенный взмах рукой в сторону выхода, нарочито громко выдыхая и наконец-то поднимая взгляд на лицо женщины, в полной мере осматривая ее. Ошибки нет, это определенно судьба, - А потом позвольте угостить вас кофе, - делает небольшую паузу, бросая быстрый взгляд на часы на стене, - ну или ланчем, я не знаю, - улыбается самой очаровательной из своей улыбок, понимая, что не может позволить этой женщине уйти. Не так, не сейчас.

- Я убью тебя, Ягун, мамочка твоя бабуся, - провалившись в очередной раз в очередное болото по колено, негромко проворчала, брезгливо сморщившись, отгоняя ладонью мошкару. А ведь могла бы сейчас нежиться на пляже, нет, я же хороший друг, я же не могу бросить своего лучшего друга в такой беде, я же должна ему помочь. А Бейбарсов благоразумно смылся в подвалы, что-то пробормотав про то, что обещал Поклепу проверить северное крыло замка и вспомнил об этом он только сейчас. Некромаги, чтоб их. Впрочем, Глеб все равно мне бы не очень помог сейчас. По уверению временно не играющего комментатора, только девушка может рассчитывать на удачу. Сделав тяжелый вздох, не без труда освобождаю свою ногу, углубляясь все дальше в лес. Тишина вокруг начинала раздражать меня - даже рев драконов до сюда не доносился. Кажется, леший водит меня кругами. Древнир, стоило произнести короткий заговор, прежде чем вступать на его территорию.

Да что бы я, еще раз, повелась на уговоры Ягуна, и вообще с ним заговорила. Да Чума меня раздери!

Ох, да кого я обманываю? Откинув с лица липнущие к нему от пота пряди, раздраженно фыркаю и оглядываюсь, пытаясь сориентироваться. Что там Ягун говорил, это будет легкая прогулка? Памятка, убить внучка Ягге, медленно и мучительно. Или поручить это ответственное занятие Глебу, пусть отрабатывает свою любовь. Жара, духота и болото дурно на меня влияют. Все, что мне сейчас хотелось - это упасть в прохладные воды моря. Надо было лететь, и что я сразу не додумалась взять контрабас. Ах да, нельзя же. Нет, серьезно, Баб-Ягун мне памятник поставить должен за мой подвиг. Ладно, хватит и того набора по уходу за старинными инструментами, со специальными тряпочками, особой полиролью в удобном чемоданчике. Все же и на Лысой горе можно найти полезные вещи.

- Ладно, если Тибидохс там, - делаю взмах рукой куда-то себе за спину, после поворачиваясь на сто восемьдесят градусов и хватаясь за ближайшее дерево, чтобы удержаться на ногах от внезапного приступа тошноты. Снова глубоко вдыхаю влажный спертый воздух, пытаясь проморгаться и избавиться от мелькающих перед глазами мушек, - Значит, мне туда! - перстень что-то неодобрительно проскрипел на латыни, но я как обычно его проигнорировала. Чем быстрее я это закончу, тем быстрее смогу воплотить в жизнь свой план по утоплению Бейбарсова. Сидит сейчас небось на пляже, в тени скал, устроив на коленях неизменную черную папку [эту - подарила ему я на его последний день рождения], что-то рисует, иногда сжимая между губ карандаш и чуть прикрывая глаза. Я отчетливо представила, как его рука медленно скользит по бумаге, надежно закрывая изображение от любопытствующих, как он откидывает со лба отросшие пряди, как хмурится, когда результат его не удовлетворяет. Мне пришлось с силой сжать руку в кулак, чтобы отросшие ногти, впившись в мякоть ладони, отрезвили меня. Нет, я точно его утоплю.

Если, конечно, раньше не утопят меня. Странные звуки оформились во вполне определенный смех русалок, который с легкостью можно было принять за скрежет наждачной бумаги по камню. Кажется, я близка к цели. Отлично. Проверив на месте ли талисман, а также подношения для своенравной нежити, делаю несколько шагов в сторону источника звука, прежде чем мир вокруг меня ломается буквально на глазах. В очередной раз я хватаюсь за ближайшее дерево, чтобы не упасть, когда земля уходит из-под ног. От чудовищного давления на уши хочется упасть на колени и кричать, но я лишь боком приваливаюсь к широкому стволу осины, прикрывая глаза и кривя губы. Только не сейчас, только не это. Мерзкий хохот звучит в моей голове, отвратительная старуха вновь напомнила о себе, и лишь усилием воли я загнала ее назад. Так не может больше продолжаться. Мгновение, растянувшееся в вечность, когда мне казалось что все, я больше не выдержу, рухнут последние барьеры, как все кончилось. Вокруг воцарилась оглушительная тишина. Лишь сердце в моей груди сбивалось с ритма. С каждым разом все тяжелее. Вот только в этот раз Глеба не было рядом, чтобы подстраховать. Одно его присутствие помогало загнать Чуму обратно, в созданную мной клетку. В этот раз у меня получилось совладать с ней. А что, если я не смогу? Именно сейчас, ей не составит труда подавить сопротивление других магов. Хаос будет выпущен, Жуткие ворота падут. А мир уничтожен. Даже Стражи ничего не успеют сделать.

Нет, не дождется. Выпрямляю спину, стирая с щек предательскую влагу, кусая нижнюю губу до боли. Не для того мои родители умерли. Ей никогда не получить мое тело. Уж лучше я умру, чем допущу это. Но с Глебом надо будет поговорить. Пожалуй, только он сможет понять меня и помочь. Усовершенствует мою защиту.

И в тот самый момент, когда я решаю плюнуть на все и повернуть назад, мое внимание привлекает хруст ветки в паре шагов от меня. Странно, все ученики сейчас или в замке или на стадионе, или на пляже. Кого еще нелегкая могла занести в чащу леса? Поднимая руку с кольцом, делаю очередной глубокий вдох, приводя расшатанные нервы в относительное подобие порядка. Таня Гроттер я или где?

- Эй, кто здесь? - громко спрашиваю я, как только замечаю чью-то фигуру между деревьями. Кольцо, реагируя на мои эмоции и бурлящую по мне магию, послушно нагревается. На краю сознания мелькает мысль, что даже если я захочу, зеленую искру мне не вызвать, поэтому память услужливо подкидывает подходящие черномагические заклинания на всякий случай. Остров закрыт от вторжения, никто в последнее время не пересекал Гардарику, но все законы магии давно уже устарели - весь наш мир находится на грани разрушения.

- Руки! Так, чтобы я их видела, - голос не дрожит, звучит твердо, я почти могу собой гордиться, вот только слегка подрагивает сжатая в кулак ладонь с перстнем, который все еще мне немного велик.

В Подземном царстве всегда было холодно, сюда не проникало ни капли солнечного света и тепла. Ежусь, невольно вспоминая время, которое провела здесь, пока была мертва. Пробирающий до костей холод, непроглядная темнота и ожидание неизвестного. Проклятие Афины в итоге оказалось не таким плохим — оказывается, я не могу полностью умереть. И хотя Персей отрубил мне голову, он не смог меня окончательно убить. Потребовалось несколько лет, возможно даже десятков, чтобы моя сила, мое тело полностью восстановились. И первым делом я отправилась на его поиски, но в итоге только разочаровалась — его душа уже пребывала там, откуда я только что вырвалась. Убивать же его потомков мне показалось неправильным. Не они меня убили. Так что пришлось привыкать к новому/старому телу и заново учиться жить. Лишь характер змей на моей голове испортился. Удивительная ирония, когда-то я до безумия боялась любых змей, а теперь вынуждена коротать с ними вечность. К счастью, время стерло проклятое имя Медузы с уст смертных и теперь я могла не оглядываться через плечо, постоянно ожидая удара мечом. Щелчком пальцев отогнав от лица особо любопытную особь, переступаю границу царства живых и мертвых. Мне не хотелось сюда возвращаться, но все же, преодолеть внутренний голос, зовущий меня сюда, не получалось. Я стала созданием тьмы и с этим ничего уже нельзя было поделать. Остается только смириться и научиться получать удовольствие от новой жизни. Особенно, когда каждый второй герой не считает своим долгом снести мне голову с плеч.

— Цербер! — зову огромного пса, сбрасывая на землю тушу огромного быка, которую притащила специально для него. Я знаю, что Аид не особо балует своего "питомца", поэтому всегда прихожу не с пустыми руками. Обычно он встречает меня громким лаем из всех трех пастей и так активно виляет хвостом, что все его тело буквально сотрясается. Невольно хмурюсь, гадая, куда пропал мой четырехлапый друг. Может быть Аид дал ему какое-то задание и он просто задерживается? Что-то в груди сбилось с ритма и замерло — кажется, смертные называют это сердцем. После моей смерти сестры отдалились от меня, олимпийцы никогда особо не беспокоились о моей судьбе, а Цербер стал... кем-то очень важным. Поэтому я не могу не переживать за него. А что, если очередной герой до него доберется? Что я тогда буду делать без него? Думать об этом не хотелось.

Держу глаза полуприкрытыми, оглядываясь, готовая зажмуриться от малейшего движения в полумраке нашего любимого места. Хотя Афина все же сжалилась и подарила мне способность обращать в камень по моему собственному желанию, а не всех подряд на кого падает мой взгляд, я все еще в недостаточной степени это контролирую. Не хотелось бы лишаться единственного существа в моей жизни, кто никогда не причинял мне вреда и обеспечивал молчаливую поддержку в те моменты, когда я больше всего в нем нуждалась. Я доверяла стражу подземного мира настолько, что позволяла себе засыпать, прислонившись к его теплому боку и убаюканная его урчанием. Не думаю, что кому-то еще пес так доверял, как мне. Иногда, где-то в глубине души, я жалела, что он всего лишь собака и страж подземного царства. Но я никому про это никогда не рассказывала. И не расскажу. По-крайней мере, у меня есть друг, который всегда будет на моей стороне.

— Цербер! — кричу чуть громче, надеясь, что он просто забыл про нашу встречу и отвлекся на что-то. Или может быть нашел что-то важнее меня? Одна из змеек, словно почувствовав мое состояние, нежно ткнулась мордочкой мне в щеку и коснулась языком кожи. Когда-то давно меня бы передернуло от отвращения, сейчас же я просто погладила ее по голове пальцем, не переставая хмурится. Отсутствие Цербера меня не на шутку тревожило. Что же могло его задержать так надолго?

— Ну где же ты?  — более тихо и даже несколько обреченно выдыхаю, медленно опускаясь на огромный валун и закрывая лицо ладонями. Мне хочется плакать, но то, что Афина сделала со мной, лишило меня подобной роскоши. Змеи на моей голове начинают нервничать и шипеть, переплетаясь друг с другом. Но у меня нет сил, чтобы их утешить. Кто бы меня саму утешил?

Матч со сборной джиннов неуклонно приближался. Игроки сборной магов становились более дерганными и нервными, тренировки зачастую закачивались едва ли не магическими дуэлями, когда сильнейшие сталкивались, пытаясь перетянуть на себя одеяло, так и не уяснив основную мысль. Их единственный шанс, их сила в единстве. По отдельности они все непревзойденные игроки, но если им не удастся преодолеть разногласия, можно попрощаться и со стеклом, и с троном Древнира — им не выстоять против джиннов, у которых вечность на тренировки. Гроттер здраво оценивала перспективы, поэтому практически жила в воздухе, пыталась как-то заставить избранных для сборной игроков поладить. Иногда ей даже казалось, что они не понимают важность победы в этом матче — на кону стоит не только их репутация, на кон поставлена целостность всего мира. Если зеркало не восстановят в указанные сроки, граница будет стерта — и тогда им грозит уничтожение. Лопухоиды наконец увидят, что мир не так прост, как им казалось. Даже стражи не смогут отсидеться в стороне, им придется вмешаться, когда сквозь завесу хлынут самые ужасные из созданных существ. И мир уже никогда не будет прежним. Равновесие будет навсегда нарушено.

Тане Гроттер хотелось очень громко кричать. Почему ответственность за сохранность мира в очередной раз легла на ее плечи? Разве мало того, что она уже не единожды останавливала Чуму, которая жаждала открыть Жуткие ворота и тем самым погрузить мир в Хаос. Разве она мало принесла в жертву ради спасения мира? Сначала родители, потом ужасное детство среди родственников, которые ее ненавидели, предательство друзей и, наконец, осознание того факт, что теперь какая-то часть Чумы навсегда будет рядом. Если бы Таня захотела, то она могла бы стать самой сильной некромагиней, учитывая ее собственный магический потенциал. Вот только это именно тот сценарий, которого она боится более всего, что однажды магия возьмет верх над ее сознанием, а после начнет контролировать ее тело. Ей уже довелось стать сосудом для богини смерти, и это не то, от чего можно с легкостью отмахнуться. Но все же где-то в глубине души, ведьма была в какой-то степени рада, ведь ради сохранности зеркала, Марена нарушила одно из самых основных правил мироздания — она вернула к жизни ее родителей. Ради этого Таня готова была потерять какую-то часть своей души.

Пожалуй, это действительно врожденный талант или удивительная способность — оказываться в нужном месте в нужное время. То есть, как раз наоборот, если задуматься. Да и не в привычках Тани было подслушивать или подглядывать — это прерогатива Попугаевой, Гроттер ненавидела, когда кто-то лез в ее личную жизнь, поэтому и сама не являлась поклонницей сплетен и различных слухов. Ей это было просто напросто неинтересно. Но как-то так неизменно получалось, что ведьма оказывалась невольной свидетельницей разговоров, которые категорически не должны были достигать ее ушей. Так получилось с Ванькой на четвертом курсе, а после еще несколько раз, словно какие-то неведомые силы вели ее. И Таня очень сильно сомневалась, что это всегда было ей на благо.

Вот и сейчас, стоило ей свернуть в коридор, который вел к выделенной ей и Глебу комнате, когда знакомые голоса на повышенных тонах, остановили ведьму. Ей понадобилось целых пять секунд, чтобы узнать спорящих. Небезызвестная троица некромагов. Которые, очевидно, что-то не поделили, потому что голос Лены Свеколт резал не хуже ножа, а Жанна по обыкновению проглатывала половину звуков, пытаясь примирить своих брата и сестру.

— Лена, ты не понимаешь... — было первое, что отчетливо услышала Гроттер, замершая на месте и даже задержавшая дыхание. Она никогда не слышала в голосе Глеба такое.. отчаяние. Она с трудом подавила первый порыв ускорить шаг и поскорее оказаться в его объятиях. Интуиция, прежде никогда ее не обманывающая, требовала услышать как можно больше, подозревая, что именно эту информацию от нее попытаются скрыть.
— Нет, это ты не понимаешь, Глеб. Ты ведь тоже это чувствуешь! Их связь с миром слабее день ото дня, ты делаешь только хуже своим молчанием! — от льда в голосе Свеколт Таню передернуло. Нехорошее предчувствие того, что она знает о предмете их спора, колким электричеством прошлось вдоль позвоночника, заставляя Гроттер сжать ладони в кулаки. Она знала, что ответит Бейбарсов еще до того, как услышала его голос.
— И что ты предлагаешь? Я должен разбить ей сердце, сказав, что ее родители умирают снова, да? — Таня прижимает ладонь ко рту, чтобы сдержать рвущиеся наружу рыдания, прислоняясь спиной к каменной стене, которая острыми гранями впивается даже сквозь ткань драконбольного комбинезона, отрезвляя ее. В ее венах вскипает злость. Вот только направлена она отнюдь не на некромагов. А дальше ее тело действовало на автомате. Откровенно говоря, Татьяна не помнит, как пересекла половину замка и никого по пути не встретила, кто мог бы поинтересоваться ее душевным состоянием. Вероятно, подсознательно она выбирала тайные переходы, которые были известны ей еще со времен бурной школьной жизни. Удивительно, но никто из призраков ей также на пути не попался, но тут вероятно сыграла свою роль аура некромагии, которую излучала расстроенная и злая ведьма. Ноги сами привели ее в совершенно другое крыло, которое занимали преподаватели, а также, одну из комнат отдали для недавно возвращенных к жизни Леопольду и Софии.

Таня какое-то время просто стоит перед дверью, невольно прислушиваясь. Кажется, что в комнате никого нет. Оно и неудивительно, старший Гроттер все больше времени проводил с академиком, никому и ничего не рассказывая, а Софья часто его сопровождала. Ведьма делает глубокий вдох, убирая с лица непослушные пряди и на мгновение прикрывая глаза. А чего она вообще ожидала? Ей ведь прекрасно известны были законы магии. То, что умерло, ожить не может. Это были не ее родители, а лишь слабые тени их, не более, чем призраки, которым дали чуть больше привилегий. Никто не может обмануть Смерть. Даже Чума не смогла.

Но они соврали ей, после всего, что она пережила, они сознательно обрекли ее на повторную боль. Таня выросла, совсем не зная своих родителей, слушая отвратительные рассказы Дурневых, но никогда по-настоящему не веря в них. В ее душе жила надежда, что старшие Гроттеры светлые и хорошие люди, просто не способные на что-то подобное. И вот теперь такой удар? Невольно всхлипнув, ведьма громко стучит в дверь, все же расслышав какой-то шорох за ней. Ей нужны ответы, и она их обязательно получит. Это ведь не может быть правдой. Некромаги определенно ошиблись или и вовсе говорили о чем-то другом, а она поторопилась с выводами.

— Пап? — Таня стучит снова, прислушиваясь к происходящему за дверью и невольно морщится, — Мам? — слово кажется чужим, произносить его до ужаса непривычно и странно, но Гроттер нравится, — Мне нужно поговорить с вами... Хоть с кем-нибудь... Пожалуйста, — ведьма делает глубокий вдох, лбом упираясь в прохладное дерево и невольно опуская плечи.

Ванда не живет. Просто существует последние пару недель, выполняя какие-то автоматические действия. Весь мир потерял для нее краски. Остался только красный.

Каждый день был похож на предыдущий. Проснуться. Принять душ. Позавтракать, читай, поковырять вилкой яичницу или омлет и выпить несладкий кофе. Навестить Пьетро и в очередной раз услышать "Никаких улучшений, к сожалению, но он стабилен". Ведьме хотелось выть от этих холодных безжалостных слов, но она лишь кивала, выдавливала из себя вежливую улыбку да какие слова благодарности и уходила. Выбирала наиболее уединенные уголки, где никто ее бы не потревожил. Ей не хотелось никого видеть. Ей не нужна была их жалость и забота. Ее дом был уничтожен, буквально стерт с лица земли. Ее сердце билось сейчас за счет многочисленной аппаратуры в стерильной палате. Ванда даже пыталась выйти на связь с Эриком или Лорной, но наткнулась лишь на глухую стену. Чарльз Ксавьер также не смог [или может быть не захотел] ей помочь.

Ей просто некуда было пойти.

Но находиться рядом с Мстителями было невыносимо. Ванда не чувствовала себя в безопасности, не могла расслабиться, окруженная бесчисленными агентами и героями Земли. Единственный, с кем ей было относительно комфортно, кто был свидетелем ее изменений, кто помог ей определиться и кому она не причинила непоправимого вреда, Клинт Бартон отбыл в неизвестном направлении вскоре после того, как медики разрешили. До этого Максимова буквально льнула к лучнику, видя в нем необходимую поддержку. В конце концов, Пьетро пострадал именно защищая Бартона. А все остальные пострадали из-за неё. Ведьма не осознавала в полной мере, что именно она делает. И самое главное, как именно она это делает. И все чаще Ванда ловила себя на мысли, что от пуль пострадал не тот близнец. Пьетро заслуживает жизни гораздо больше, чем она.

Новоприобретенные способности ее пугали. Барон и влияние скипетра что-то окончательно сломали в ней — какие-то внутренние барьеры, стерли тонкие границы дозволенного, подтолкнули к самому краю. Безумный демон сидел в ее голове и каждое мгновение рвался на свободу, жаждал крови. Максимова сходила с ума, слушая его манящий шепот и сжимая виски тонкими пальцами с неизменными дешевыми кольцами [это все были его подарки, поэтому Ванда скорее умрет, чем расстанется с ними]. И иногда ей так хотелось поддаться, прислушаться к голосу_ с д а т ь с я. Просто перестать сопротивляться, опустить руки. Демон обещал ей исполнение самого главного желания взамен на послушание.

Впрочем, Штрукер тоже много чего им обещал. И Магнето. И даже непогрешимый Профессор Икс. И к чему это привело?

Ванда может быть и не доверяла Тони Старку в полной мере, он был меньшим из возможных зол. Да и крайне редко появлялся в собственной башне, к огромному облегчению Ведьмы. Постепенно она осваивалась на базе, позволяла себе чуть больше времени проводить в обществе других людей, заглядывала в спортзал или даже комнату отдыха, когда там было больше трех человек. Но ее все еще боялись, она чувствовала это, слышала их мысли, пусть теперь уже совсем этого не хотела. Экранироваться было сложно, и покой Алая Ведьма находила только в одном месте — в палате Пьетро, размеренное шуршание приборов помогало ей успокаиваться. Иногда она даже засыпала в кресле около его постели, но на утро неизменно обнаруживала себя в своей комнате. Она не знала, кто именно ее перемещает, пока в одну ночь не проснулась и не уловила отголосок мыслей Сэма Уилсона, который осторожно поднимал ее на руки. Тогда и на следующее утро она не подала виду, что что-то произошло, но через пару дней составила компанию Соколу в гостиной, сделав ему чай и по обыкновению ничего не сказав, лишь едва заметно кивнув. С тех пор это стало негласной традицией.

Возможно, Ванде было так легко с Сэмом, потому что его не было там, в Соковии. Ей не приходилось пробуждать его самые худшие воспоминания, а ему не приходилось заново переживать их. Чувство вины жгло Ванду не хуже огня, пробуждая ее худшие кошмары. И что самое страшное, никто ее не винил! Никто не смотрел косо, скорее наоборот.

От гнетущих мыслей Ведьму отвлекает даже не сколько голос Наташи, сколько ее мысли и ее настроение. Ванда внутренне напрягается, невольно расправляя плечи, поднимая на русскую слегка расфокусированный взгляд. Ей требуется не более полминуты, чтобы полностью осознать, кто именно перед ней.

— Что? — брови Ведьмы сходятся на переносице, на лице чистое удивление вперемешку со страхом. Прошлое Наташи едва ли не сбило Максимову с выполнения миссии, заставило сомневаться, а действительно ли то, что они делают, во благо? И Ванда не могла заставить себя посмотреть в глаза русской шпионки, старалась и вовсе избегать ее компании.

— Пока они меня не подводили, — упрямо возражает Ванда, чуть отстраняясь от рыжей, невольно намекая на произошедшее на том злополучном корабле. Зрачки, реагируя на внутреннее состояние дочери Магнето, вспыхивают алым светом, а на кончиках пальцев появляется алый туман. Впрочем, Ванда быстро берет себя в руки, сжимая ладони в кулаки. Ей не хочется признавать правоту Романофф, но та не собирается отступать и не оставляет выбора. Почти, как Клинт когда-то. Возможно, именно это и играет решающую роль. Глаза вновь приобретают привычный светло-зеленый оттенок, плечи опускаются, а голос звучит на удивление глухо.

— Что ты хочешь, чтобы я сделала, Наташа?

С этой точки открывается потрясающий вид на уже давно загнивающий город. Невольно поджимаю губы и морщу нос, втягивая в легкие затхлый воздух из приоткрытого окна. Закрываю глаза и чуть опускаю плечи, позволяя себе маленькую слабость. Я буквально кожей ощущаю страдание, боль, смерть - ничего не меняется из мира в мир. Этот мир находится на грани - и кто-то должен принять жесткое решение. Если этого не может сделать моя мужская версия этого мира - это сделаю я. Он считает, что его история трагична, вот только он никогда не был женщиной в мире, которым правят мужчины. Я укрепила свое положение в обществе кровью. Мне слишком рано пришлось повзрослеть. К сожалению, во всех смыслах. И взять в руки бразды правления семейным бизнесом.

Сложнее всего было бороться с "партнерами" отца, которые полагали, что девушка не справится с активами такой огромной корпорации, как Wayne ent. - мне очень понравилось затыкать их, а после и вовсе выкупать их долю. Мне принадлежал не только контрольный пакет акций, я была практически единоличной их владелицей. И не потеряла ни миллиона. Лишь выработанная годами выдержка помогала мне сохранить лицо, когда они приползали ко мне буквально на коленях. И я великодушно продавала им акции - увеличив цену в десять раз, приумножая свое состояние. Моя внешность всегда играла мне на руку - благодаря отцу же я получила отличное образование: меня обманывать - себе дороже. Зачастую, в самом прямом из смыслов. У семьи Уэйн всегда были лучшие юристы и адвокаты. А я варилась в этом "котле" с сознательного возраста. Никто не смеет переходить мне дорогу.

И с годами я лишь совершенствовала свои навыки. Сначала научилась без промаха стрелять и, соответственно, не расставалась с револьвером, потому что воспоминания о той роковой ночи не отпускали меня ни на минуту - я больше никому не позволю застать себя врасплох. Именно поэтому я стала ходить и на курсы восточных единоборств, выбрав наиболее близкое мне, которое ко всему прочему тренировало еще и скорость реакции. Но и этого мне оказалось мало - мое тело было несовершенным. Роль жертвы никогда меня не устраивала. И на помощь мне пришел искусственный интеллект, заранее запрограммированный, и образцы крови, добытые незаконно. Общество обязательно осудило бы меня, вот только мне плевать. Я сделала свой выбор.

Мой оглушающий крик глушился специальными экранами. Большую часть шрамов скрывала одежда. Первая треть экспериментов провалилась - мой организм отторгал чужую ДНК. При этом я не могла забросить свои обязанности защитницы Готэма. Так больно мне не было с момента смерти Сильвестра. Нельзя позволить моим врагам расслабиться. Только не сейчас. Мой город должен жить, раз уж я внутри умерла. Вот только все мои усилия оказались напрасны. Да, я убила короля атлантийцев, но в отместку они затопили мой город. Словно это не они изначально бросили мне вызов. Я больше не могла оставаться в тени. Они еще пожалеют, что бросили мне вызов. Не составило труда создать новую броню и новое имя. Бэтмен - этим миром все еще правят мужчины, позволю им такую иллюзию. Я взяла под контроль камеры наружного видеонаблюдения и также частоту, на которой общаются полицейские - я опережала их, как минимум, на три шага. Я стала карающим мечом Готэма, пока однажды не пришли Атлантийцы.

Я плохо помню последующие недели. Наиболее четким воспоминанием является смех. Оглушающий заразительный смех. И мой бэт-сигнал. Убийственная ирония, учитывая, что Джокер давным давно кормит собой рыб. Но тем не менее, я явилась. И ни капли не пожалела. Он/Я слаб. Это даже слишком просто. Но теперь игра приобретает оттенок личного. Я ухожу в тень, не позволяя никому отследить меня, разослав шпионов во все уголки этого мира. И пусть фигура морского царя меня заинтересовала, я не позволяю себе отвлекаться, пока картина полностью не будет у меня перед глазами. Почему именно этот мир оказался "главным"? Я не могу найти ответа.

Мой план был идеальным. Созданные мной "чудовища" знали свои роли и должны были лишь идеально их сыграть. К сожалению, не все справились с поставленной задачей. Мое сердце сжимается от одной только мысли, что я должна избавиться от одного из них. Лев подставил под удар всю операцию, провалился, попал под радар спецслужб - для меня он стал отыгранной картой. У меня просто нет выбора, я должна от него избавиться. Вот только проблема в том, что я не могу убить свое создание, просто не могу.

- Здравствуй, Химера, отлично выглядишь, - не сдерживаю самодовольной усмешки, окидывая фигуру девушки медленным оценивающим взглядом. Вот она, мое идеальное творение, моя идеальная Ева, в ней нет изъянов или недостатков, она создана по моему образу и подобию. Она не подведет. Она лучшее из моих созданий, самая идеальная и незаменимая.

- Ты знаешь, зачем ты здесь, - не спрашиваю, просто констатирую факт. Провал Немейского Льва оказался слишком громким, он ударил по всем нам, его несдержанность сыграла против него. И пусть они всего лишь возрожденные зомби, каким-то неведомым для меня образом, они сохранили привязанность и преданность прежним родственным узам. Судьба Льва уже была решена, мне было любопытно, что сейчас преобладает в Химере - преданность мне или память прошлой жизни. Как она поведет себя? Поворачиваюсь к своему отражению, искренне улыбаясь, она опасна, но я ее не боюсь - в ее генетический код встроена преданность мне. Она скорее умрет, чем убьет меня. Подхожу к столику, на котором уже стоит бутылка вина, даже не поднимая на нее взгляд. Беру в руки бутылку и делаю вид, что читаю этикетку, после насмешливо киваю и разливаю кроваво-красную жидкость по бокалам.

- Угощайся, - киваю в сторону бокала, а после вновь отхожу к панорамному окну в своем пентхаухсе, без страха подставляя ей спину. На губах замирает мягкая улыбка, когда я делаю первый глоток, на мгновение прикрывая глаза, перекатывая на языке терпкий вкус вина.

Это будет интересно.

Прекрасно знаю, что оставлять всё в первозданном, так сказать виде - не лучшая идея. Особенно, потому что отвечать Войту, по возвращению, нам всё равно придётся. И объяснять, что именно мы предприняли, после того, как всё пошло совершенно не по плану - тоже. Ну, во-первых, никаких сомнений, что с Антонио мы отхватим куда больше, чем патрульные, не удосужившиеся найти у одного из них заточку. Потому что мы - не только его семья, но и непосредственные подчинённые, которым лучше бы не совершать ошибок, по себе знаю. А во-вторых... Я понимаю, что он одобряет насилие, в том числе и его собственными руками совершённое, но также осведомлён, что совершенно не в восторге от ищеек из отдела внутренних расследований, которые то и дело следуют за ним по пятам. И  несмотря на то, что интересует их непосредственно фигура самого Войта, вломить за что-нибудь, над чем он не осуществил должного контроля,  я думаю, они тоже гнушаться не будут.
  К тому же, мне совершенно не хотелось подставлять Олински, оставшегося в период отсутствие сержанта, за главного. Потому что его приказ мне и Доусону был однозначный - вытрясете из этих ребят всё,  что сможете, по поводу наркоты, из-за которой вчера в рабочем районе была перестрелка. Методы он не уточнял, теоретически предполагая, я думаю, что сделать это нужно любой ценой, за исключением летального исхода. Который нам, а в частности,  всему отелу расследований, без того состоящему на особом счету, совершенно не был нужен.
И в защиту нас с Антонио хочу сказать, что никто не предполагал, что с этим могут возникнуть проблемы. Потому что мы - не Войт, при всём уважении к нему и даже методы используем качественно другие. Я редко давлю на чувственную составляющую, как это предпочитает делать Эрин, но и за грани не вылетаю, особенно неудобно себя чувствуя при условиях, где преступник не может защищаться. Не знаю, быть может, когда пройдет столько же лет, сколько у сержанта, начну относиться к этому со вполне равнодушным вниманием, прекрасно осознавая подобную необходимость. Но пока нет. Не перехожу грани беспредела, даже если речь идёт о чём-то действительно важном.
  Вообще, всё могло и должно было пройти лучше, чем случилось. Во-первых, потому что мы с Антонио не были новичками и прекрасно умели заставлять говорить шушеру, подобную той, что оказалась сегодня в клетке, а во-вторых, потому что план, по природе своей, был достаточно хорош. Два брата, которые по нашим сведениям, души не чаяли друг в друге, с малолетства участвуя в совместном разбое. Кто мог хотя бы предположить, что между ними давно уже назревал межличностный конфликт, времени для которого они не нашли лучше, чем перед моментом, когда один, скорее всего, сдаст другого? И, как уже говорил, заточка, оказавшаяся у одного в рукаве, тоже не оказалась для нас приятным бонусом. Наш косяк, что мы не обыскали их лично, но ведь  и за решёткой они какое-то время уже содержались, а перед тем, как их туда засунуть, как было это вообще пропустить?
В общем, как ни крути, а вышло не по задумке и заставило немного понервничать. Из плюсов - оба брата-акробата не будут жаловаться другим копам, даже в такой патовой ситуации, да и к тому же, эта драка была их личной инициативой, а никак иначе. Из минусов - сильно сомневаюсь, что до сержанта это не дойдёт в первозданном виде, так сказать, и мы с Антонио не будем отстранены за подобную неосмотрительность.  Хотя, тот факт, что  Войт будет отсутствовать ещё неделю, а Олински куда-то уехал, сообщив, что до завтра мы его не должны дёргать, даёт нам некоторое время. Примерно один день.
Уилл и его коллега приехали буквально через двадцать минут после моего звонка, по счастливой случайности не спасая в этот момент ничьи жизни и находясь друг с другом рядом. Вообще,  я рассчитывал только на брата, прекрасно осознавая, в какое непростое положение ставлю медика, выезжающего с помощью нелегально, но с Роудсом было даже лучше. Потому что меня не слишком заставляло переживать собственное разбитое лицо, что было делом довольно привычным, но вполне беспокоила рана Доусона. И тем более, состояние подозреваемых, которые на первый взгляд вообще не успели пострадать слишком сильно - мы с Антонио моментально бросились разнимать их, из-за чего собственно и получили то, что у них предназначалось друг для друга. Но, я прекрасно был осведомлён, какие последствия могут наступить, даже в самых безобидных случаях, казалось бы. Чёрт с ними. В подобном случае было лучше перестраховаться.
Мы с Антонио ждали, пока Уилл и Коннор осмотрят подозреваемых, и только получив их заверения,что в общем-то, ничего страшного не произошло и никому, и ничего не угрожает, отпустили их  вместе с Рузеком и Этвотером по разным допросным, чтобы ребята уже там постарались выяснить хоть что-нибудь. Но больше дел не было, а мы с Доусоном не выглядели сейчас достаточно представительно для того, чтобы они решились вдруг нам сейчас открыть собственные тайны.
- Да уж, забавно вышло. Усмехаюсь, несмотря на массу неприятных ощущений, от всех манипуляций Уилла, который обрабатывает мне раны, на которые не реагирую ни словом, ни действом, пока Роудс находится возле второго детектива. - Быстро вы. Круто. Констатирую факт, который кажется сейчас весьма уместным. В конце концов, никто из этих двоих не обязан был  бесплатно оказывать частные услуги полиции Чикаго, причём, в условиях не содержания под стражей, а в клетке, которая технически вообще не числится как место для проведения допросов. Повезло мне с братом и лояльностью его коллег, нечего сказать. Хотя, остаётся только надеяться, не поднимая этот вопрос сейчас, что Уилл изначально определил для Роудса, с которым мы раньше максимум пересекались по делам, что должен быть этот выезд без всякого официального оформления. Потому что чёрт с  ним, с нашими травмами, но не хотелось бы ещё и разбирательств по поводу того, кто виновен в том, что один из жуликов оказался вдруг с заточкой,  вне места, где должен был содержаться.
- Надеюсь, не оторвали вас ни от чего важного? Мы ничего не обсуждали при подозреваемых, которых держали, прицепленными наручниками  по разные стороны, до появления Уилла и Коннора. Зато, пару вещей, которые уже успели сообщить Рузеку и Этвотеру, выяснить успели. Благо, к моменту появления врачей оба братца-кролика успокоились и вполне мирно дали осмотреть себя, опасаясь ещё и обвинений в нападении на полицию, которых мы обещали им не устраивать, если не будут создавать дополнительных проблем. В общем, допрос в отсутствие Войта оказался, вопреки изначальным планам, так себе идеей, но оперативность, с которой тут появились мой братец и Роудс, была похвальной.
- Ещё раз напоминаю всем, что было в клетке, остаётся только в клетке. Прижимаю вату, пропитанную чем-то резко пахнущим, к собственному носу. Я не очень любил поступать ровно так,  как и говорят, но по части здоровья целиком и полностью доверял своему брату, которому куда лучше было знать, что делать, я так полагаю. Хотя и проблем со своими повреждениями не видел никаких вообще. Типичное дело, даже в столь мирных обстоятельствах.

Инстинкты приказывают валить куда подальше, чувство долга призывает отправиться в Западную Европу, а душа тянет в бар. И я, надо признаться, с огромным удовольствием послушался именно последнюю, если бы было можно. Но
а) бессмертие - понятие относительное, когда речь идет об отце, у которого всегда припасена пара молний в зад.
б) сложно удержаться от того, чтобы в очередной раз не раздражить настоящую божественно-породистую львицу.
Я знаю, она любит меня и лишь потому я все еще не собираю свои кишки где-то по кусочкам в Тартаре. Ну, или в Дуате, если угодно. Не думаю, что если она когда-нибудь оторвет мне голову или что похуже, расположенное куда ниже, будет такая уж принципиальная разница, в каком именно из миров оказаться. Любая экскурсия веселее, когда ты гид, а не нечто, распыленное на миллионы молекул и не евнух. Хотя, в том случае, если я когда-нибудь окончательно допеку львицу, нет никаких сомнений, что мне придется хуже. ГОРАЗДО хуже, чем все то, что она мне обещает каждый раз, при очередной нашей милой встрече. Но я мальчик взрослый и грозный, даже если сбегу, поджав хвост, то исключительно с невероятным чувством собственного достоинства на лице.
Вообще, предпочел бы встречаться с красоткой в несколько иных обстоятельствах, нежели тех, куда загнала меня судьба. Которая, кстати говоря, еще попляшет у меня, как ей понадобится доставить кому-нибудь весть. Потому что я, честно говоря, чувствую в этом всем уже подвох. Ну не может мне везти совершенно случайно каждый раз на бешеных богов. Особенно из тех, кто  с огромным удовольствием открутит мне голову и в мирные, ничем не замаранные времена.  Ну, или из тех, кто уже не раз это делал. 
Перешагиваю насмешливо чью - то печень, заботливо вырванную, судя по всему, прямо из организма. Я конечно не Анубис, чтобы слишком уж разбираться в анатомической составляющей смертных, но сдается мне, что это именно она. Малоприятный бесформенный кусок, который куда лучше выглядит, когда принадлежит животным и подается в жареном виде. Впрочем, не мне судить о чужих предпочтениях. 
Не успеваю и слова сказать, как слышу крик и прямо к ногам прилетает нечто похуже. Не знаю уж, что именно это такое, но выглядит в  любом случае отвратительно. То ли кишки, перемазанные кровью, то ли что - то более мерзкое, если такое в человеческом организме бывает. Я действительно не слишком силен в анатомии, нужды как-то заниматься дополнительным образованием не было. 
- Мне можно считать это радостным приветствием? А можно заказать что - нибудь другое в качестве подношения? Стейк из ягненка, к примеру.  Хмыкаю насмешливо, перешагивая через чьи - то останки. Они  не особо привлекают  к себе внимание, особенно на фоне пейзажа вокруг, самым мирным из которого была окровавленная богиня. Если бы я был художником, то назвал это действо вероятно "не стой на пути у львицы или стой, это не важно, тебе все равно конец". Ну, не так длинно конечно, подумаю об этом на досуге, когда будет свободное время. А затем подкину идею Аполлону, пусть разбирается. Кто у нас  в конце концов, покровитель тягомотного искусства? С ним вообще, честно говоря, проблем никогда особо не было. Вложи мысль в его голову, сделай вид, что он сам это придумал и вуаля. Напрягаться не приходится вообще. Он ведь даже коров мне простил за инструмент, что формально, принадлежал ему. Что за папин сын.
- Красотка, Сехмет, сколько лет, сколько зим, сколько .... Раскидываю руки в приветствии, с твердым намерением обнять львицу, но перехватываю ее взгляд и весьма предусмотрительно прохожу мимо, обнимая ближайшее дерево, делая вид, что так и задумано было. Почему я не могу скучать по этому случайному дереву, в конце концов? Любая любовь имеет право на существование в этом мире, где мой отец изливается золотым дождем, из чего самое странное - что не в пошлом смысле того.
Аполлон вон тоже то на цветы, то на бабу, превратившуюся в лавр залипал. Так что, я ещё ничего так вариант, в любом случае. Сехмет стоило бы за столько веков присмотреться.
- Как здорово, что мы здесь встретились. А я вон, старого друга решил навестить. Обхватываю ствол дерева сильнее, имитируя неподдельную радость. Зато  с честью вышел  из положения, где мне могли оторвать руки, например. И все бы не беда, заново отрастут, но на вечер у меня намечено свидание.
- Как дела, чем занимаешься? Туризм? Экскурсия? Отдых? Отрываюсь от дерева, повернувшись к львице и начисто игнорируя, с широкой улыбкой, что происходит вокруг. В конце концов, личное дело каждого, как развлекаться на чужом районе. Может, у нее путевка  включает в себя экстремальные развлечения, в виде массовой бойни, кто знает. Я не должен вмешиваться в чужие дела.
Ну, по-крайней мере, когда это не связано с работой или выгодой.
Хотя да.  Я же явился как раз для того, чтобы остановить ее. Неудобно вышло. 
- У меня есть предложение получше. Может...в бар? В принципе, я понимаю абсурдность собственного предложения, особенно в свете яркого намека на то. Если конечно, чье-то сердце, припечатавшееся мне в морду, было именно им. Но у красивых девушек, мне это известно точно, всегда были свои методы флирта. У львицы, я так понимаю, такой. 
- Милая, я как любой нормальный мужчина, иногда путаюсь в женском языке. Это значило "да"? Конечно же, в моем голосе теплится надежда. Бесполезно говорить океану "не буйствуй", если ты конечно, не Посейдон. Но я, как известно, совсем не профессиональный укротитель львов. Интересно, главные боги разных пантеонов не могут решать свои проблемы на каком-то другом, более политическом уровне, чем посылать гонцов, которым вероятно, отгрызут голову за наглые предложения?
Вытираю лицо от чужой, весьма вонючей крови, и стараюсь обезоруживающе улыбнуться Сехмет. Мы старые друзья, в конце концов, ну не убьет же она такого красавчика? Хотя признаться, не раз уже пыталась. Спасает исключительно то, что я абсолютно бессмертен, да еще оба подземных царства - дома под аренду родные.
- Хорошо выглядишь. Тебе идет эта...чужая кровь на твоей одежде. Если не знаешь, что сказать, чтобы девушка не отправила тебя к праотцам - скажи ей, что она хорошо выглядит. Кто - то говорит, что универсально сказать "как ты похудела", но меня богиня-бегемот за это однажды в прямом смысле чуть не затоптала. А я не из тех рисковых парней, что любят связываться с разъяренными девушками,  какими бы хрупкими они с виду не были. Лучше уж под танк попасть. Ну, или добровольно раствориться в мировом пространстве.
- Я тут, кстати говоря, с посланием к тебе, если что, гонцов не убивают. Не к месту вспоминается, что им, принесшим плохие вести,  как раз-таки, головы сносят первым. Но я искренне надеюсь, что Сехмет подобные традиции не известны. Мне это на симпозиуме всех гонцов разных пантеонов рассказали. Или где-то прочитал, или где-то услышал, я не помню. В любом случае, всегда надо вкладывать в интонации то, что ты веришь в то, что говоришь.
- Думаю, ты будешь рада услышать, что . . . Смотрю на лицо львицы и потворствуя инстинктам сохранения, произношу совсем не то, что собирался изначально. - Я был в подземном царстве, Осирис передает тебе свое уважение. Собственно, почему бы и нет? Просто так она  в тот мир не отправится, но кто докажет, что он этого не говорил? Думаю, сам Осирис не будет нарываться и опротестовывать подобное. Зацените, как виртуозно выкрутился.
- А еще Зевс просил тебя прекратить устраивать бойни, иначе случится конфликт. Ну так что думаешь? Может, завалимся сегодня куда-нибудь, где играет кантри-музыка? Слежу за каждым движением Сехмет и пытая удачу, добавляю: - Инди? Рок? Побьем хиппи? В конце концов, я сделал то, для чего меня сюда сегодня отправили, но никто не давал приказа погибать молодым. Вскидываю руки в примирительном жесте, показывая, что абсолютно безоружен, даже без кадуцея. В основном потому, что это все равно бы не особо помогло. - Нет, ну всегда можешь выбрать заведение сама. Продолжая улыбаться, делаю два незаметных шага назад. Вообще, у нас с Сехмет хорошие отношения, помимо того, что она вечно пытается вырвать мне язык, причинить страдания, которых еще история не знала или говорит, что ненавидит меня настолько, что с удовольствием отдала бы мое сердце Амат для пожирания. Каждая дружба индивидуальна, в конце концов и эта в том числе. Просто бывают  моменты, когда лучше не трогать кого - то даже очень близкого, в моменты душевного волнения. Ну, или когда он мстит за разгромленные гробницы и устраивает по этому поводу весьма крупный локальный конфликт, к примеру. И когда на грани, судя по всему, чтобы в эти самые гробницы закопать еще и меня.
Хотя последнее, судя по взгляду Сехмет, весьма опрометчивое предложение.
Максимум сжечь в костре, не более.

Переезд - это всегда утомительно.

И совершенно неважно, идет ли речь о квартире/доме, или может быть даже переезде в другой город/штат/страну или... Землю. Брайс бы и сама хотела, что ее мир был несколько проще, да что там, намного проще. Хотела бы не носить на плечах тяжелый плащ и скрывать свое лицо за маской Летучей Мыши. Уэйн хотела бы ошибаться в своих прогнозах, хотела бы вести жизнь обычной девушки - черт возьми, она отдала бы все свои деньги не раздумывая, если бы это было возможно. Встречаться с парнями, сплетничать с подругами, ходить по магазинам/кафе/кино, отучиться в колледже, найти работу, встретить нужного человека, выйти замуж, родить двух или трех детей - какой там стандартный сценарий мелодрам и фильмов про любовь? Может быть немного драм и проблем в самом начале - завистливая подруга или чуть менее успешная сокурсница, которая по закону жанра должна вставлять ей палки в колеса. Но в конце все должно быть хорошо. Это закон.

Чёрта с два. Так бывает только в книжках и в слезливых фильмах.

Жизнь Брайс Уйэн была идеальной и оборвалась из-за пистолетного выстрела в переулке около самого старого в городе кинотеатра, куда неизменно раз в месяц ходили чета Уэйн вместе с их малолетней дочерью, пока однажды милую семейную традицию не прервал опустившийся на самое дно обычный и отчаявшийся грабитель. Ему было нечего терять, зато Брайс в тот день потеряла все. Ей не светил детский дом исключительно из-за влияния, которое оказывали ее родители на город и из-за завещания, согласно которому опекуншей девочки становилась ее гувернантка. Первые полгода она помнит очень смутно, погруженная в пучину своего отчаяния, из которой ее вытащила Астрид, которая беспрекословно заявила, что очень уважает и разделяет ее горе, но не допустит, чтобы девочка погубила себя. Женщина ни на минуту не оставляла наследницу корпорации Уэйн в одиночестве, лично отвела ее в несколько кружков, заставляла ходить в школу и даже, неслыханное дело, делать уроки, иногда приглашала в особняк одноклассников девочки, не позволяя ей окончательно разорвать все связи со сверстниками, пока дыра в груди Брайс не начала заживать. Лишь тогда гувернантка смогла немного выдохнуть, перестав опасаться, что однажды может проснуться и обнаружить в постели уже холодеющее тело девочки. Та даже предположить не могла, что настолько дорога своей няне, но тем не менее, очень благодарна ей за поддержку и заботу в то самое трудное время.

Постепенно, но жизнь вновь обрела некоторое подобие нормы, хотя ростки тьмы уже пустили свои корни в душе Брайс. Она стала более жестокой и отстраненной по отношению к враждебному ей миру. Многие бывшие партнеры ее отца пытались отнять у нее корпорацию, получить в свои руки пакет акций, который все еще был в руках единственной дочери Уэйнов. К счастью, Астрид довольно успешно отражала их атаки до совершеннолетия девушки, а там она, с четырнадцати лет изучавшая право и юриспруденцию, смогла успешно дать им всем от ворот поворот. Брайс не желала отдавать семейное дело в чужие руки, поэтому быстро освоилась, а к двадцати годам и вовсе приумножила свой доход. И черт возьми, ей очень нравилось дурачить надутых индюков, которые так сильно мечтали обвести ее вокруг пальца и прибрать к рукам ее компанию.

И, конечно, никогда не знал, что ослепительно красивая Брайс ведет двойную жизнь, ночами выслеживая самых опустившихся преступников, зачищая родной город, надеясь сделать его более безопасным для жизни. Ее ни в чем нельзя было упрекнуть. Фигура ночного мстителя была выше и шире хрупкой с виду девушки, которая не в силах поднять что-то тяжелее телефона. Лишь однажды привычная схема дала сбой. Когда Мышь столкнулась с Котом. И они навсегда поменялись ролями. Обоим доставляла удовольствие их ежедневная игра, пока однажды они не оказались в ситуации, где им пришлось работать сообща. На следующее утро Брайс проснулась в чужой постели и успела сбежать до рассвета. В конечном итоге, он сам раскрыл ее личность, но ни разу не предал ее доверие, даже под пытками. А она.. она полюбила его. Они планировали совместное будущее, вдали от прогнившего Готэма, они собирались пожениться, когда пришли атланты. А потом, по нелепой случайности, он, ее Сильвестр, погибает в перестрелке между полицейскими и ворами. Они праздновали победу, а она оплакивала свою очередную потерю.

А еще через год весь привычный ей мир был уничтожен, просто стерт безжалостной стихией. И именно тогда Брайс окончательно сломалась.

Брайс встряхивает волосами, отгоняя наваждение. Прошлое должно остаться в прошлом. Она не сможет выполнить то, что должна, если будет себя жалеть. Прошло всего лишь несколько недель, с тех пор, как который смеется помог ей перейти на другую Землю. Более здоровую, более живую. Все здесь казалось до жути знакомым, но в то же время было чужим. Иногда Уэйн казалось, что она сходит с ума, видя себя/его по телевизору или читая про себя/него в газетах. Перед ней открывались невероятные перспективы, оставалось понять, как их использовать. Но сначала, необходимо разведать обстановку. Готэм в целом не изменился, по-крайней мере в вопросах архитектуры. Не считая нескольких новых для нее небоскребов, в городе она отлично ориентировалась. И с облегчением обнаружила на привычном месте любимую кофейню, которую облюбовала еще со студенческой скамьи. Часто их патрули с Сильвестром заканчивались именно в этом месте.

Глупо, но первым делом на новой Земле она попыталась отыскать на этой Земле Кайла, вот только никого, кто подходил бы под описание так и не нашла. Может быть он тоже умер или переехал в другой город. А может... Сердце Брайс сбивается с ритма, когда ее взгляд мимолетно скользит по профилю миловидной черноволосой женщины. Не может быть... едва слышным шепотом срывается с ее губ. Но ошибки быть не может, этот прищур глаз, эти жесты и мимику она узнает и из миллиона. Почему же она раньше об этом не подумала? Если ее двойник был противоположного пола, почему он не может стать... ей?

Решение было принято быстро и необдуманно. Подхватив свой стаканчик с кофе, Брайс делает несколько уверенных шагов, специально случайно спотыкаясь и проливая уже порядком остывший напиток на брюки к сидевшей женщине. После громко вскрикивает, взмахивая руками и в ужасе округляя глаза.

- Боже мой, простите меня, пожалуйста! - она хватает со столика салфетку и начинает промокать ей кофейной пятно, что-то извиняющееся причитая и качая головой, - Я такая неловкая, просто кошмар, - понимая, что сделала только хуже, комкает салфетку, кидая ее на столик, - Пожалуйста, позвольте мне оплатить вам химчистку, я живу тут неподалеку, - делает какой-то неопределенный взмах рукой в сторону выхода, нарочито громко выдыхая и наконец-то поднимая взгляд на лицо женщины, в полной мере осматривая ее. Ошибки нет, это определенно судьба, - А потом позвольте угостить вас кофе, - делает небольшую паузу, бросая быстрый взгляд на часы на стене, - ну или ланчем, я не знаю, - улыбается самой очаровательной из своей улыбок, понимая, что не может позволить этой женщине уйти. Не так, не сейчас.

Смех стих, и Сюэ Яну показалось, что в горле у него остались длинные кровоточащие царапины, нестерпимо зудящие, почти до тошноты. Пальцы так крепко цеплялись за запястье Сяо Синчэня, что он отчетливо различил, как бьется тонкая вена под кожей. Сюэ Ян отсчитывал каждый удар, не в силах насытится столь явным доказательством жизни. И если бы он не был ослаблен, то точно сжимал бы чужую руку до тех пор, пока обманчиво хрупкое запястье не затрещало бы под его ладонью, возвращая разуму ясность.

Улыбка без конца кривила губы, делая Сюэ Яна слишком уж похожим на безумца. Но, если для того, чтобы иметь живого даочжана — такого ослепительно белого, неподдельно мягкого — нужно сойти с ума, разве это большая плата? Кому нужен здравый ум, когда все, что в нем осталось, это горстка угасающих воспоминаний, таких тусклых за давностью лет, что он готов кричать от бессилия.

Ясно Сюэ Ян помнит лишь свой смех да кровавые разводы на Шуанхуа, в которых кровь Сяо Синчэня перемешалась с кровью ублюдков, чьи жизни забрал благородный клинок.

О, этот светлый меч был так покорен в его руках, что он, конечно, оказал ему должное почтение, поставив рядом с Цзянцзаем. Восхитительный дуэт черного с белым — Сяо Синчэнь был таким же, много лет назад, среди трупов крестьян. По горло в их гнилой крови, но при этом невыносимо чистый, словно никакая падаль не может его запачкать.

Сюэ Ян ненавидел эту картину и в той же мере обожал её.

Смех вновь зародился где-то в горле, отражаясь сумасшедшим блеском в глазах. Выдавив из себя каркающий смешок, он подавился им, едва заметил, как побледнело лицо заклинателя, напоминая о неподвижном теле в гробу. С силой прикусив щеку изнутри, Сюэ Ян сглотнул солоноватую слюну, позволяя себе на мгновение отвлечься болью во рту. Облизнув нижнюю губу, он наконец смог отвести взгляд, не выдерживая чужой бледности, и скосил глаза на крестьянина, так некстати вознамерившегося поиграть в благородность.

Едкий ответ угас, не сорвавшись с языка, когда Сяо Синчэнь решительно прогнал своего провожатого.

Хорошо, все верно. Им никто не нужен, пусть все катятся подальше. Сейчас единственная рука Сюэ Яна занята, но долго ли это продлится? Если ему нужно будет вырезать десяток другой человек вокруг, чтобы никто не смел приближаться, то он сделает это не колеблясь. Сюэ Ян ждал достаточно — он в своем праве.

Пальцы даоса, столь обыденно скользнувшие по левому плечу, вырвали из горла пораженный вздох, а за ним и короткий смех, осевший на губах лукавой усмешкой.

— Нравится? — Сюэ Ян едва ли не горделиво двинул обрубленной культей навстречу ощупывающей его ладони.

Просьбу отпустить он закономерно проигнорировал, лишь слегка ослабив хватку. Сталь в голосе Сяо Синчэня раззадорила и без того ярко пламенеющий в душе огонь. Даже таким — рассерженным и отринувшим свою благостность — он все равно был куда лучше безвольного трупа в гробу.

— Какой глупый даочжан, — растягивая гласные произнес Сюэ Ян, подражая себе из прошлого, — разве же он не знает, что исчезнет, если его отпустить? — он говорил насмешливо, словно рассказывал забавную шутку, однако горечь в последних словах все равно прозвучала до отвращения отчетливо, вызывая желание сплюнуть её куда-нибудь на землю, только бы не ощущать этот кислый вкус на языке.

— Не хорошо так холодно встречать старых друзей, — замолчав ненадолго, упрекнул Сюэ Ян, то ли насмехаясь, то ли желая задеть побольнее. — Или, чтобы даочжан мне обрадовался, нужно быть повыше и без языка? — злость уродливой змеей свернулась в груди, пуская яд по венам.

Внезапно что-то теплое коснулось ноги, потершись о нее шерстяным боком. Удивленно моргнув, на долю мгновения растеряв весь свой запал, Сюэ Ян опустил взгляд, узнавая недавнего плешивого кота, который, видимо, счел нужным протащиться через рынок вслед за ним. Рука, до того крепко сжимавшая чужое запястье, от неожиданности ослабла еще больше, и прежде, чем он успел опомниться, тишину опустевшей площади нарушило громкое мурчание.

Я прихожу в отведенную тебе палату каждый вечер, перед сном. Стараюсь по-крайней мере. Сижу, практически утопаю, в слишком мягком, светло бежевом кресле, поджав под себя ноги. В спокойные дни у меня на коленях одна из бесчисленных книг по магии, которые для меня без устали достает Клинт или Капитан, а на столике рядом стоит чашка с ароматным какао, заботливо приготовленным Наташей. Иногда я лишь заглядываю на пару минуток, буквально таки валясь с ног от усталости, от напряженных тренировок, шипя сквозь стиснутые зубы проклятия. Это все, ради моего блага, ради спасения жизни невинных, ради благой цели. Но ты остаешься недвижимым и холодным, а у меня опускаются руки. Впрочем, не в моих правилах сдаваться, и я знаю, что ты никогда не простишь меня. Поэтому я слегка сжимаю твои пальцы на прощание, иногда оставляю невесомые поцелуи на твоей щеке или губах, а после решительно отправляюсь на тренировку/очередное задание. Стив, хоть и относится ко мне, как к ребенку, все же не щадит меня. Мои тренировки с Сэмом и Наташей иногда задерживаются далеко за полночь. Я считаю, что мне повезло, если я урвала хотя бы пять часов крепкого сна. А хотя, кого я пытаюсь обмануть, я толком и не спала с того самого "происшествия". Доходит до абсурда, я пью снотворное ночами, а по утрам пытаюсь перебить его действие кофе и энергетиками. Вполне возможно, что последние месяцы я существую исключительно за счет своей магии и улучшенному метаболизму мутанта.

Я провожу в твоей палате, нет, комнате, все свободное время, только здесь способная немного расслабиться, слушая равномерный писк и шуршание приборов, которые обеспечивают твое жизнеобеспечение. Только так мне удается убедить себя, что ты все еще жив, только здесь липкие нити страха уже не так сильно опутывают мое сердце. Иногда я даже ловлю случайные мыслеобразы, мелькающие в твоем подсознании, но они все слишком расплывчатые, эфемерные, смазанные, чтобы понять, о чем ты действительно думаешь и что тебе снится. Ты всегда был слишком быстрым для меня, но после пребывания в камерах Г.И.Д.Р.'ы все словно в сотни раз ухудшилось. Временами я и вовсе практически теряла нашу связь. Красно-серебряная нить с каждым днем все больше истончалась. Но я не отпускаю тебя, Пьетро. Ты обещал. Впрочем, использовать свои способности на тебе я все же не рискую. Медицинский персонал, ежедневно проверяющий показания приборов, дает позитивные прогнозы и даже выглядят вполне искренними и убедительными. Твое тело способно самостоятельно излечить раны, вот только что-то тебя сдерживает, регенерация не запускается. Почему ты решил оставить меня, брат? Ты ведь знаешь, что я не могу без тебя. Штрукер обещал, что я буду всесильной. Он убеждал меня, что никто никогда не встанет у меня на пути. Он обещал силу, равную силе богов. Вот только, в конечном итоге, он обманул меня, я так и не смогла сделать главное - я не спасла тебя. Твой лечащий доктор, Хелен Чо, ты ведь помнишь её, взвалившая на себя ответственность за возвращение тебя к жизни, подбадривает меня, не смотря на причиненный мною вред ей и ее сотрудницам. Мне до отчаяния, до боли хочется верить ее словам. Пьетро жив, его организм выдержал более десятка пулевых ранений, вот только что-то продолжает удерживать его сознание, он все еще в коме, я ничего не могу сделать, прости, Ванда. Она еще находит в себе силы извиниться передо мной, а я лишь морщусь, отворачиваясь и перечисляя мысленно свои грехи. Мне хочется оказаться как можно дальше от людей, вот только проблема в том, что меня, как магнитом тянет к тебе, к твоей палате.

Пьетро, пожалуйста, проснись.

И я боюсь, боюсь, что никогда больше не увижу твою немного кривоватую улыбку, не услышу твой насмешливый голос. Так никогда и не скажу тебе, как сильно я тебя люблю. Больше никогда не почувствую вкус твоих губ. Это невыносимо больно. Ты не имеешь право так со мной поступить. Ты обещал. Сдержи свое обещание, слышишь? На моих плечах теперь тяжесть смертей жителей Ваканды, которые оказались не в том месте, не в то время. Кэп пытался внушить мне мысль, что я не виновата - если бы не я, количество жертв было бы гораздо большим, он и сам теперь обязан мне жизнью. Но я раз за разом вспоминаю твое бездыханное тело и не соглашаюсь с Роджерсом. В нашем деле любые невинные жертвы неприемлемы.

Я до сих пор просыпаюсь в слезах от того сосущего ощущения пустоты в сердце. Непривычной тишины твоего полного отсутствия. Боль разрывает меня на куски. Мне страшно. Мне хочется прижаться к твоей теплой груди, услышать биение твоего сердца и поверить, что все будет хорошо. Но нас разделяет океан, и я даже не уверена в твоей дальнейшей судьбе. Мы с тобой наивно полагали, что уже давно расправились с Г.И.Д.Р.'ой, вот только недооценили силу и власть этой организации - Щ.И.Т. был дискредитирован с самого основания, а ты вместе с саркофагом и прочим оборудованием официально считался его собственностью. Я едва не сошла с ума, полагая, что потеряла тебя навеки, пока тихий, но уверенный шепот Капитана не возродил надежду. Пьетро в безопасности, мы успели. У Кэпа нет времени посвящать меня в подробности, но в необходимую информацию я узнаю, ужом скользнув в его сознание, убеждаясь, что он не врёт мне, боясь причинить ещё большую боль.   

Дни в этой клетке тянутся бесконечно долго. Охранники меня заметно боятся, обходят камеру, избегают даже смотреть в мониторы. Я слышу их мысли, буквально чувствую на языке горький привкус их страха и от этого мне хочется смеяться, громко безумно хохотать, запрокинув голову. Но я бессильна, ничего не могу им сделать, и от этого ещё веселее. Вот только они не знают того, чего знаю я.

Он придёт за мной. За нами. Капитан не бросит своих солдат, пока дышит.

Глаза Стивена Роджерса темнеют от ярости, когда он видит ошейник на моей шее, контролирующий мою магию, и мне непривычно и странно, что кому-то действительно не все равно. Когда покореженный металл оказывается на полу, Стив позволяет мне не сдерживаться, понимая, какие именно воспоминания пробудились во мне за время заключения. Вот только в этот раз твоего успокаивающего незримого присутствия за стенкой не было. Отчаяние разрывало меня. Впрочем, переступить грань я так и не смогла, только вывела из строя, вызывая самые страшные из их кошмаров и страхов, не тратя на них особо много времени.

У меня назначена встреча, на которую я не хочу опаздывать. Неприятное чувство стягивало грудную клетку тугим обручем, мешая дышать.

В Ваканду мы прибыли на закате. Атмосфера в куинджете была, мягко говоря, тревожная и натянутая. Никто не решался нарушить гнетущую тишину, каждый был погружен в свои мысли. Мы не только теперь государственные преступники, мы беглецы, лишенные родного дома. Сижу, привалившись к плечу Клинта, а он несколько рассеянно гладит меня по плечу, обнимая и поддерживая. Мой взгляд расфокусирован, губы поджаты. Тепло помогает мне не скатиться окончательно в пучину отчаяния. Неизвестность изводит меня, ломает, выкручивает суставы. Магия плещется внутри меня, плотина вот-вот грозит прорваться. Хочется кричать до срывающегося голоса. Бартон, словно чувствуя мое состояние, лишь сильнее прижимает меня к своему боку, и я более спокойно выдыхаю.

Мы мягко приземляемся на площадке перед дворцом, где собралась небольшая группа людей. На мне, да и на остальных, все еще тюремные одежды, времени переодеваться просто не было. Король Ваканды мягко улыбается, пожимая руку Капитану, а после окидывая каждого внимательным изучающим взглядом. Свои глаза я опускаю в пол, вспоминая нашу прошлую с ним встречу. Впрочем, кажется он не держит на меня обид и лишь делает знак кому-то из своей личной стражи. Все обсуждения и переговоры оставлены на утро, он отдает приказ разместить нас в отдельных покоях и с легким кивком головы, разворачивается и уходит. Нахожу руку Клинта и слегка сжимаю его пальцы, пока нас ведут по казалось бы бесконечным шикарно обставленным коридорам. Сердце сбивается с ритма, когда до боли и ужаса знакомое тепло едва ли касается моего сознания. Красивая темнокожая женщина кивает на дверь, покрытую причудливой резьбой. Благодарственно киваю и выдавливаю из себя улыбку, уже заходя в комнату, мечтая только о том, чтобы провалиться в сон, но прежде, мне кажется, что я замечаю на ее лице какую-то знающую и даже немного предвкушающую улыбку. Словно ей известен какой-то секрет, но проникнуть в ее мысли не успеваю. У меня буквально таки перехватывает дыхание, когда я вижу напротив окна знакомый и родной силуэт.

- Пьетро, - шепчу я одними губами, не веря своим глазам. С негромким щелчком закрывается дверь за мной спиной. Кажется, я окончательно сошла с ума.

]Я устало падаю на кушетку и выдыхаю, потирая лицо обеими руками. Это невозможно. Я был везде, в каждом углу Централ-Сити, в каждом заброшенном здании, едва ли в квартиры не начал вламываться, вдруг Обратный Флэш любит комфорт. Обратный Флэш. Так гораздо проще называть его, можно практически забыть, что все это время им являлся Уэллс. Когда все успело стать таким запутанным. - Тебе нужно отдохнуть, - мягко произносит Кейтлин, входя в медицинский отсек. В ответ я только качаю головой с грустной улыбкой на губах. - После того, как найду Эдди. - Я пообещал Айрис. Пусть детектив и не вызывал у меня теплых чувств, пусть большую часть времени мне хотелось дать ему по лицу, на котором так часто красовалась эта дурацкая полуулыбка, пусть его приторная сладость и правильность вызывала у меня рвотные позывы. Но он делал Айрис счастливой. Я видел это, и ничего большего мне и не нужно было. Только чтобы она была счастлива. Поэтому я обязан его найти. И остается только надеяться и молиться всем существующим богам, чтобы он был жив.   
    В очень эгоистичной части себя я был рад, что Уэллс - Эобард, Реверсивный, как ему угодно - схватил Эдди, а не Айрис. Сейчас моя голова хоть немного ясно соображает, если бы это была Айрис, я бы к черту перевернул весь этот город и не присел, пока не нашел ее. Мне немного хотелось спать, но скорее из-за всех событий, произошедших вчера, хотелось забыться на пару часов и выпасть из гнетущей реальности, в которой пока что не предвиделось совершенно никаких просветов. У меня не было ни единой идеи, как разобраться с Уэллсом, он был быстрее, стоял на десятки шагов впереди, и при всем при этом мне было необходимо получить признание от него. Голова кругом. Я пытаюсь расставить приоритеты и заниматься тем, что важно в данный момент, вот только голову никак не выключишь, и мысли, настырно лезущие в голову, просто так не уйдут. Все настолько плохо, насколько даже сложно было представить. У меня немного болели ноги от интенсивного бега целую ночь. Закидываю их на кушетку и откидываюсь на подушку. Да, возможно, я мог бы отдохнуть пару часов. Глаза прикрываются сами собой. Даже мое усовершенствованное тело не могло справиться со всей горой проблем, свалившихся на плечи. У меня была команда. И без их помощи я бы уже сломался под тяжестью всего этого кошмара. 
    - Айрис? - шокировано выдыхаю я, мой голос звучит на целую октаву выше, а брови в искреннем удивлении ползут вверх, когда я слышу ее голос. Сначала мне кажется, что это сон, но затем я распахиваю глаза и вскакиваю, опуская ноги на землю. Все внутри меня сначала сжимается, а затем обрывается вниз, дыхание перехватывает, сердце застревает где-то в горле, и я чувствую каждый его удар. Нет. Нет, нет. Нетнетнетнетнет. Не сейчас, не так. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, черт возьми! На мгновение я даже зажмуриваюсь, чтобы проверить, нет ли у меня галлюцинаций от усталость или чего еще. Но когда я снова распахиваю глаза, моя лучшая подруга все еще стоит напротив меня. Моя лучшая подруга, от которой я практически целый год скрывал огромную часть своей жизни. Моя лучшая подруга, которой я больше всего на свете хотел рассказать о том, что со мной произошло. Моя лучшая подруга, на лице которой сейчас так ясно читается боль от предательства. - Это не то, что ты думаешь, - выпаливаю я, натягивая на свое лицо неубедительную улыбку. - Мы.. просто.. идем на карнавал? - моя попытка отшутиться или оправдать себя (я же не серьезно считал, что это прокатит, верно?) выглядит абсолютно жалко даже в моих глазах. Я тяжело вздыхаю и обреченно роняю голову на свои ладони. Сейчас самое ужасное время для подобного разговора. Эдди неизвестно где в неизвестно каком состоянии, Уэллс нас предал, после всего, что мы пережили вместе, я не могу поймать человека, убившего мою маму и выбить из него признание, чтобы освободить отца. В моем мозгу нет места для еще одной проблемы.
    Самое дурацкое, что в своей голове я обдумывал этот разговор миллионы раз. Все исходы, все возможные реплики, все возможные ее реакции. Я рассмотрел все варианты, я был готов, потому что рано или поздно такой момент должен был наступить. А сейчас, оторвав лицо от своих ладоней, я понимал, что в моей голове пустота. Вакуум. Ни единой фразы, ни единой придуманной мной реплики. А там была парочка очень хороших, поверьте мне. - Послушай, Айрис, я могу все объяснить, - встаю на ноги и медленно подхожу к девушке, выставив ладони вперед, словно показывая, что я не причиню ей вреда. Сердце все еще билось в груди как сумасшедшее. Я не мог потерять ее. Не таким вот нелепым образом. Не сейчас, когда больше всего мне нужна именно ее поддержка. Хотелось выть от отчаянья. Пусть это будет ужасным сном. Ну же, я заслужил хоть что-нибудь, хоть какую-нибудь милость от вселенной за свое супергеройство. Пожалуйста. - Пожалуйста, просто.. давай просто поговорим, хорошо? - Желание сбежать было очень сильным. Сослаться на то, что секунды Эдди могут таять быстрее, чем снежинки, попавшие в теплое помещение, и вернуться к этому разговору позже. Найти подходящие слова. А потом вернуться и объяснить ей абсолютно все, каждую деталь, рассказать о том, как я боюсь потерять ее, что подобный Реверсивному псих может навредить ей, что мы с Джо не сможем это пережить. Я не смогу это пережить. Что Флэш существует из-за нее и ради нее. На мгновение я закидываю голову назад и прикрываю глаза, чтобы сделать глубокий вдох. Умерить сердцебиение мне никак не удается, но мысли перестают в панике метаться в моей голове. - Все не так, как ты думаешь, я обещаю, - медленно снимаю свои перчатки, заглядывая в ее карие глаза, такие знакомые, такие родные. И у меня снова перехватывает дыхание. Кидаю перчатки на один из рабочих столов в Кортексе, затем делаю еще один небольшой шаг в сторону Айрис, пытаясь всем своим видом показать раскаяние, и очень неуверенно беру девушку за руку. Мне кажется, что или мои пальцы слегка подрагивают, или ее. Все внутри меня снова сжимается до размеров песчинки, а желудок словно наполняется острыми кусочками льда. Так сильно я не нервничал даже когда поступал в колледж. Если она сейчас развернется и уйдет, я потеряю ее. Это не может произойти. Не с нами. Айрис и Барри против всего мира, верно? Так все не может произойти. Сглатываю, выдыхаю и позволяю одному уголку губ приподняться в неловкой попытке ободряюще улыбнуться. - Пожалуйста, дай мне шанс, мне нужно так много тебе сказать, - я веду ее в наш так называемый спортивный зал, который занимает только одна моя беговая дорожка, и опускаюсь на выступ, на котором она стоит, а затем хлопаю по месту рядом с собой. Возможно, не самое комфортабельное место для подобных разговоров, но кого это волнует.

Ужас за ужасом тянулся. Реки крови, агония. И каждую секунду звучал леденящую душу голос.  «Убей-убей...» Сильвана противилась, оттягивала себя, как могла, но тело её повиновалось не её воле, а воле её господина — короля-лича. Её руки утопали в крови бывших соратников, друзей. В голове кружатся мысли... мрачные мысли что овладевают всякого, кто был еще способен мыслить. Что они творят? Душа молилась не встретить тех, кто был лучиком света на жизненном пути, потому что не хотелось видеть смерть самых дорогих. В глубине души еще томилась надежда, но и она довольно быстро угасла.

Приготовившись, к очередной битве, ветрокрылая, ждала приказа о наступлении. Команду, которую должен был дать король-лич. Но голос не появлялся. Тишина. Долгожданная тишина и спокойствие. Головная боль утихает. Некогда следопыт Кель'Таса, начинает понимать, что это… свобода. Свобода, от леденящего душу голоса. Все действие и мысли преднадлежат ей и только ей. По крайней мере сейчас. Радость переполняет эльфийку. Сейчас она ощущает себя по настоящему счастливой. Затем резко становиться невыносимо тоскливо и больно. Приходит осознание того, чем она в последнее время занималась, и как сложилась её жизнь.

— Я убью тебя, Артас! Клянусь! Твои дни сочтены! —  Девушка зло стиснула зубы. Осталось только придумать, как именно уничтожить павшего принца Лордерона. Смерть — слишко просто. Он не должен просто умереть, после того, как заставил пройти её через ад. —  Но не надейся на то, что я подарю тебе быструю смерть. Я поставлю тебя на колени. Ты будешь страдать не одни сутки, это я тебе обещаю.

Банши задумалась, куда забился на данный момент Менитил, и как именно расправится с ним. Конечно, у Его Высочество нет причин не доверять своему офицеру. Но подкрадываться к нему, с какой-нибудь удавкой было бы странно, и пожалуй глупо. Ответ пришел сам по себе. Яд, это то что надо. Действует медленно, но достаточно эффективно. Кажеться троли любили намазаться свои торы, какими-то лягушками. Но вот какими и как, этого эльфийка не знала.

—  Да уж… яд, это не то, чем эльфы обычно пользуются в сражении, неплохо было бы отыскать того, кто смыслит в ядах.. —  Подумала Ветрокрылая, припоминая. что разведчики докладывали о друидах —  ночных эльфов. — Почему бы и нет? —  Мелькнула мысль. Сильвана не очень любила ночных эльфов, но ради достижения своих целей, она была готова потерпеть и сородичей с Калимдора.

— Я отправляюсь на разведку. —  Сообщила некогда следопыт Луносвета, своему офицеру. Вдаваться в подробности, она не хотела. Путь голос короля-лича и утих в её голове, но быть может он еще контролирует её окружение? Может это какое-то испытание очередное… — Надо быть осторожней.

Эльфийка старалась не оглядываться. Если кто-то за ней следит, то пусть её вылазка не будет выглядеть очень подозрительной. Если что, можно сказать, что яд должен помочь в борьбе с живыми, и только потому она обратилась к друидам. Конечно в идеале, просто не попадаться. Едва ли короля лича особо будет волновать её жалкие оправдания.

Банши решила не прятаться от ночных эльфов, а просто прийти к ним, как ни в чём не бывало. Как будто она не заметила, что она немножечко мёртвая, и уже не первый день. Ветрокрылая решила, что ей лень играть в прятки. Не говоря уже о том, что она пришла сюда не просто так, она пришла узнать, если тут кто-то, кто мог бы изготовить для неё яд. Зачем тянуть время, когда можно сразу перейти к делу?

— Добрый вечер, господа. — Произнесла эльфийка, неспешно приближаясь к друидам. — Добро пожаловать в наши леса. — Сильвана приветливо поклонилась гостям. Лучница внимательно смотрела за каждым из гостей, понимая, что они вот-вот могут наброситься на неё. Как-никак она нежить, а с нежитью, пока еще никто не вел переговоры.

Ты.

Этот беспокойный город, полумрак старой пыльной квартиры, дым ментоловых сигарет, повисший в воздухе сизой дымкой...

ты.

Полупустые бутылки от рома, вина и виски, беспорядочно разбросанные по квартире, словно какая-то бредовая мозаика из стекла и уже почти забытых воспоминаний.

Ты.

Звонкий смех нескольких уже изрядно подвыпивших девушек, что сейчас кажется каким-то неестественно приглушенным, будто льющийся из динамика старого бабушкиного проигрывателя и...

ты.

Снова ты.

Знаешь, я так хочу раствориться в этой тихой музыке, скурить пару-тройку дешевых сигарет и просто провести время так, как привыкла, но мой взгляд то и дело ловит тебя. Украдкой. Так, чтобы ты не заметил, что я наблюдаю за тобой. Я знаю, что это тебя раздражает, ведь ты уже совсем взрослый и теперь тебе уж точно не нужны советы и наставления неугомонной подруги, но от чего-то... от чего-то я не могу перестать искать тебя.
Я вижу как ты несмело пожимаешь плечами, пока Клара рассказывает тебе очередную бредовую историю о том, как сегодня утром двери поезда метро захлопнулись прямо перед ней, от чего она опоздала на работу, на которой только делает вид, что работает, а на самом деле в перерывах между перекладыванием бумажек и записью в маникюрный салон в миллионный раз обновляет анкету на сайте знакомств в надежде, что найдется тот, кто оценит, что она любит раннего Шопена и долгие прогулки на пляже. Милая, но невероятно наивная девушка. И быть может так и будет. Быть может этим человеком станешь ты? Но ты не согласен, конечно же нет. Ты не замечаешь как горят ее изумрудные глаза при каждой несмелой мысли о тебе. Ты не видишь ее мягкую, почти ангельскую улыбку, когда случайно касаешься ее руки. Ты не хочешь утонуть в ее шелковистых волосах цвета осеннего солнца. Почему? Взгляни на нее. Она идеальна.

Я невольно прикусываю нижнюю губу, думая о том, как ты, должно быть, сильно меня сейчас ненавидишь. Но я просто очень хочу чтобы и ты был счастлив. Тео, пожалуйста, постарайся.

Ноябрь. Дурацкая хэллоуинская вечеринка у Мэнди, на которую меня завели почти силой, ведь "Ли, надо отметить твое возвращение в город будет весело! Юху!", а я согласилась только из-за бесплатного пунша с бренди и шоколада и милого парня, который к ним прилагался. Прошло около месяца с тех пор, я вернулась домой, в Нью-Йорк. Всё это время я преимущественно плевала в потолок, считая это временное проявление лени заслуженным отдыхом после четырех лет учебы на юридическом в университете в Сан-Франциско. Я ходила гулять в парк днем, читала книги, гуляла по шумным улицам по ночам, порой даже особо не заморачиваясь в чьей именно компании - в баре можно было найти кого угодно, и разок даже съездила за город с палатками, совсем как раньше с... Тео.
Это он. Нашел меня здесь, в богом забытом месте на никому не нужной вечеринке. И сразу столько мыслей, проносящихся в голове со скоростью света: как? откуда? где ты был все это время? Я так скучала.
Я оборачиваюсь, слыша знакомый бархатный голос, заливаюсь краской и делаю вид, будто не узнала. Но если честно, я бы узнала этот голос даже в другой версии реальности, где мы бы не были знакомы, в любой из сотен параллельных вселенных.
- Тео? Хм... что-то не припоминаю,- шутливо прищуриваюсь и добавляю,- Это случайно не ты сдал меня родителям, когда я улизнула из отеля в Майами?
Конечно он. Ябеда. В тот год наши семьи снова отдыхали вместе - забронировали несколько номеров на курорте в Майами, солнце, океан и моя неутолимая тяга всё испортить. Той ночью я планировала пойти погулять с новым другом по ночному пляжу, но в самый неподходящий момент наткнулась на Тео в коридоре. Моя неловкая отговорка, его молчаливое осуждение. Затем довольно таки веселая запланированная прогулка и большой нагоняй от родителей по возвращении. Он беспокоился, наверное, но мне ведь было четырнадцать. Почти взрослая. Но не достаточно взрослая для семнадцатилетнего Тео.
- Каким ветром тебя сюда занесло?
Произнеся это я вдруг понимаю, что тот самый парень, шедший в комплекте к содержимому моего стакана, куда-то запропастился, а ведь еще несколько минут назад мы с ним вели высокие разговоры ни о чем.
- Ты не видел... Тима? - черт, я с трудом вспомнила его имя, - Такого высоко парня в костюме баскетболиста?
Прошу, скажи, что нет. Давай забудем о нем и просто поговорим? Совсем как раньше. Ведь я не видела тебя долгих четыре года.

От мыслей о тебе отвлекает Джош. Он чуть сильнее прижимает меня к себе своей широкой ладонью, от чего по моему телу пробегает лёгкая дрожь, но все так же увлечен разговором о предстоящих гонках. Знаешь, мне нравится это в нём. Его увлеченность. Он думает, что всегда прав, что знает лучше. Нравится как он дерзит в ответ, когда я не желаю с ним соглашаться. Мы ведь спорим. Всё время. Будто бы соревнуемся за негласное первенство кто кого сильнее уколет. Наверное поэтому все наши примирения заканчиваются именно в постели. Парадоксальная, никому не понятная связь.
- Помнишь тот момент, когда входя в поворот, я подрезал того мудака так, что он чуть...
Его слова сливаются в одно бессвязное предложение в моей голове и я молча киваю, делая большой глоток виски. Наверное мне уже достаточно, но я не знаю как остановиться. Я не хочу, ведь так веселее, так лучше. Так я забываю, что где-то недовольный ты проводишь время с девушкой, которую навязала тебе я.
Черт. И снова ты. Снова я ловлю себя на том, что наблюдаю за тем, как ты вылетаешь на террасу и я не могу позволить себе не пойти за тобой. Неужели Клара так сильно действовала тебе на нервы?
- Джош, я скоро вернусь. Мне нужно кое-что уладить.

Вот он - момент истины.
Я мягко касаюсь твоего плеча, мысленно сожалея о том, что сегодня всё так неловко получилось. Я ведь старалась для тебя, хотела чтобы и тебе было весело, а теперь кажется, что ты только больше злишься.

- Не нужно знакомить меня с малолетками, ей нет даже двадцати одного.

Так вот в чем дело. Совсем как раньше ты психуешь, что она недостаточно взрослая для тебя. Помнишь как это было восемь лет назад? Тогда я тоже была малолеткой для тебя, да? Теперь Клара. Идеальная Клара.
Я чувствую как начинаю вскипать, но изо всех сил стараюсь сохранять непоколебимый вид, разве что голос немного дрожит от негодования, сдавая меня.

-  Не плевать ли сколько ей лет?! Она замечательная. Красивая, милая, ты ей безумно нравишься. Почему ты не даешь ей ни единого шанса?! Не понимаю, - я громко вздыхаю и очень надеюсь получить ответы, но ты думаешь, что лучше всего этого, поэтому нервно хватаешь куртку и решаешь сбежать. Как взросло.

Только я не намерена позволить тебе уйти просто так и, накинув пальто, вылетаю из дома следом.

- Какого черта сейчас было?!

Теперь я нервничаю и злюсь. По-настоящему.

- Тео, почему ты отметаешь все мои попытки помочь тебе? Мы ведь друзья!

Мой голос дрожит не то от обиды, что ты так по-наплевательски относишься к нашей дружбе, не то от ярости, что ты в упор ничего мне не говоришь, оставляя догадываться и строить пустые предположения. Сделай же шаг навстречу, поговори со мной. Здесь больше нет Клары, нет рек алкоголя, которые могли бы позволить тебе уйти от ответа, нет никого. Только ты и я.
Но ты как упрямый осел бежишь куда-то вперед, даже не оглядываясь на меня. Мое дыхание сбивается, я с трудом поспеваю за тобой и это действует мне на нервы еще больше. Где это вообще видано, чтобы девушка, немного выпившая девушка, так бежала за своим другом? Почти как сцена из кино.

- Да остановись же ты! Почему мы не можем просто дружить? Почему постоянно что-то происходит?

Я замираю в ожидании, тяжело дыша, выпуская клубы горячего пара в воздух. Где-то в дали слышится сирена скорой помощи, под ногами похрустывают сухие снежинки, а я смотрю тебе в спину, пока ты думаешь удостоить меня вниманием или нет. И я готова поклясться, эти минуты кажутся вечностью.

Услышь меня.

Поговори со мной.

Пожалуйста?

— Жизненные показатели ухудшаются, Мастер Тим.
— Я знаю.

     Костюм Красного Робина имел много полезных функций, одна из них помогала Альфреду, находившемуся в пещере отслеживать состояние и здоровье носителя костюма. Дворецкий сидел в большом кожаном кресле в виде летучей мыши и наблюдал за всем через монитор компьютера. В маске Красного Робина находилась камера, она фиксировала и записывала всё происходящее. Это помогало при дальнейшем расследование определённых дел по убийствам. Альфред наблюдал как Тим пропустил пару удар в область челюсти и ребер, картина на мониторе резко пропала и снова появилась через секунду.

— Если продолжите в этом духе, боюсь предположить что организм не выдержит нагрузки и ударов.
— Я знаю.

     Красный Робин не планировал сегодня умирать.

     Всё началось с обычного патрулирования города Готэма. Бэтмен был на очередном задании с Лигой Справедливости, так что пока он был в отъезде, Тим взял на свои плечи заботу о Готэме. Вечер был дождливый и холодный. Тишину разбавляла молния, она на секунду освещала этот мрачный город, показывая все это нюансы и снова погружала во тьму. А потом сопровождался гром. Он прокатывался так, что мурашки пробегали по спинам.

     Тим расположился на крыше одной из башен Уэйна. Он присел рядом с каменной горгульей, пряча руки под массивный плащ, накидывая перед этим капюшон на голову. Они вдвоем стояли неподвижно, только ветер иногда колыхал плащ Красного Робина, пока он любовался мрачным городом.

— Давно мы с тобой не собирались, По. Как ты? — обратился Тим к каменной горгулье, но ответа не последовало — Да, понимаю. У самого хреновый день. Я вроде пытался завязать с этими костюмами, начать нормальную жизнь, но снова напялил его. Видимо мне надо столкнуться с собственным демоном и решить кем я хочу быть. Но, согласись. Он мне идет. И город. Мне кажется он так влияет на меня.

     Готэм — это не самое туристическое местечко на планете. Хотите отдохнуть? Отправляйтесь в Метрополис. Шикарное местечко, ведь там Вам не приставят к затылку пистолет ради пару сотен баксов в бумажнике. Но, Тиму нравился город, он был шумный и мрачный. Его хотелось изменить, сделать лучше и каждый старался как мог. Из-за этого и появился на свет Бэтмен.

– Код 50103. Андерсон запрашивает подкрепление в порт Готэма. Повторяю, необходима поддержка, ранен офицер, — Тим ещё подростком подключался к полицейской волне и прослушивал, о чем разговаривают полицейские. Выходя в патруль, он проделывал такой фокус постоянно. Это помогало не только вовремя прийти на помощь, но и уходить от погонь, зная какие улицы перекрыла полиция чтобы поймать Бэтмена и Робина.

— Прекрасно поговори. Роберте привет. На следующей недели, в этот час. И давай без опозданий.

     И с последней произнесенной фразы на молодом лице заметно появилась улыбка. Сказать не опаздывай горгулье кто так ещё мог сделать? Конечно, Грейсон. Он отвечал за юмор в семье.

     Со следующей молнией озарившую тьму, Тим исчез.

Портовая часть Готэма.

     Тим прибыл сразу как перехватил сообщение Андерсона. Но, Тим не успел вовремя, чтобы спасти парня. Красный Робин побежал со всех ног, пробегая между контейнеров и старался не терять драгоценное время.

— Налево, — скомандовал голос Альфреда из коммуникатора.

     Бежать было тяжело. Дыхание сбилось. Ноги практически забились. Бег перешел в шаг, теперь он видел свою цель, и картина была неприятная. Неизвестный держал Андерсона за грудки, приставив небольшой кинжал к горлу и спрашивая что-то про груз. Тим снова перешел бег, рука потянулась к поясу за сюрикэном, но неизвестный убийца был быстрее. Секунда. Вот лезвием он полоснул по горлу Андерсона и сделал шаг назад, любуясь что натворил.

     Сюрикэн брошенный наугад вонзился в контейнер рядом с убийцей.

— Промах, — голос убийцы был изменен при помощи функций в маске, был более низкими и жутким.
— Нет, — проскользив на коленях, Тим укрыл плащом Андерсона и себя. Сюрикэн начал отчитывать время. 00:03.00:02.00:01. Взрыв. Убийцу отбросила в сторону, что дало немного секунд что осмотреть рану полицейского. Порез был не глубокий.

— Крепок зажми и держи, — скомандовав, полицейский выполнил указания, — Я сделаю укол, поможет продержатся до приезда полиции и скорой помощи. Они рядом, — достав из заднего кармана шприц, Тим незамедлительно ввел содержимое и отправил его.

     Надо решить теперь что с наёмником. Красный Робин достал свой боевой выдвижной посох и встал в боевую стойку, но противника и след простыл. Тим обратил внимание на дыру в контейнере оставленную от взрыва. Надо будет использовать чуть меньше взрывчатки. Тим медленно передвигался по открытому помещению, он знал, что убийца здесь и не скрылся.

— Кто ты такой? Очередной наёмник Ра'с аль Гула? Или Кармайна Фальконе?
— Нет, я тот, кто убьет всю Бэт-семейку, — голос отражался от контейнеров, и сложно было выяснить откуда шел голос изначально. Тим сразу перешел в бег, и добежав до конца контейнера остановился. Никого нет.
— Многие пытались это сделать Дам подсказку, что никому там и не удалость — это сделать. С чего ты решил, что у тебя выйдет?
— Мы знаем Ваши секреты. Брюс Уэйн. Дик Грейсон. Джейсон Тодд. Тим Дрейк. Ваши страхи. Уязвимости.
— Ты не один? — поинтересовался Тим, сканируя область.
— Нас легион!

     Мир рухнул. Тим чуть не выронил посох из рук. Они знаю кто они такие. Откуда? Не многие знают кто скрывается под маской летучей мыши, ещё меньше народу знают про Грейсона и Дрейка. Но факт оставался открытым. Личность их раскрыты. Они теперь под ударом.

     Из-за раздумий Тим пропустил удар в челюсть и голова закружилась. Нож прошелся по ребрам, разрезая ткань костюма и кожу. По острию ножа сползла алая кровь. Следующий удар пришел в торс, но он был блокирован и Тим начал свою атаку. Размах посохов и метал ударился о черепушку наёмника. Шлем никак не спас от удара. Звон и дезориентация окружила противника.

— Жизненные показатели ухудшаются, Мастер Тим, — сказал Альфред.
— Я знаю.

     Тим пропускал много ударов. Нож полоснул теперь по ноге. Кровь хлынула сильнее. Дыхание сбивалось. Силы покидали. Робин не собирается сегодня удар. Нужно тактическое опустение.

— Я ожидал большего от ученика Бэтмена. Ты пока не готов. Не победить. Не умереть, — противник схватил Тима за запястье, выворачивая его в сторону и свободной рукой нанёс удар в кадык и печень. Удар с ноги отправил Тима в воду. Камнем он рухнул с пирса запутываясь в плаще и растворяюсь в морской пучине. Вода немного приобрела алый оттенок и потемнела. Тим тонул. Он не двигался. Глаза были открыты, и он видел, как убийца покидает место драки. Он устал и ничего не хотел. Теперь он понимал, о чем говорила ему Стефания, что рано или поздно всему придет конец. Он настанет.

     Холод и тишина. Морская пучина забирала Тима в свои объятия.

в личку

Великий Панем.
Город-государство, построенный на развалинах старого мира. Капитолий — столица государства, неизменно поражает воображение, заставляя вас приоткрыть в изумлении рот. Вокруг роскошь и золото, а на деле это лишь пыль, старательно пускаемая в глаза обывателей, задабривая их и старательно отвлекая внимание от происходящего за границами столицы. Власть находится в руках одного человека, обладающего нужными связями и огромным состоянием. Система работала идеально. Тринадцать дистриктов разделили между собой обязанности, каждый знал свое место и свою цель — общее благополучие. Тоталитарная диктатура. По опыту прошлых лет могу заметить, что этот режим является наиболее выгодным и перспективным. Сильная власть обеспечивает достаток и безопасность своих подданных. Вот только не все способны видеть перспективы. И не все оказались готовы мириться с временными неудобствами, словно забыв уроки прошлых лет. Сильное государство основано на крови, и это совершенно неоспоримый факт. Панем выбрал сценарий Рима, и не прогадал. И пусть наши истории получили свое начало на территории древней Греции, которая сейчас скрылась под метровым слоем воды, достичь пика нашего могущества мы смогли только в Риме. Виктория всегда была сильнее. И более жестокой, беспощадной. Она не прощала неудач и проигрышей. Она всегда умела красиво мстить. Но тем не менее, она — это я. Я никогда не умела контролировать смену сущностей, пусть и отчаянно пыталась. Мое окружение влияет на то, кем я буду, как бы странно это не звучало. И последние века я провела, как Виктория — жесткая, резкая, наглая, уверенная в себе. Она не умеет уступать. Головная боль стала моей постоянной спутницей, наравне с голосами десятка личностей в моей голове. Но громче всех звучит её голос.

Панем пал?
Эхо недавно прокатившейся войны до сих пор чувствуется.
Это и повисшие в воздухе отчаяние и страх, щедро приправленные горечью и скорбью. Это и повсеместные разрушения, которые со временем будут ликвидированы. Это затравленность в глазах людей, которые спешат поскорее оказаться в иллюзорной безопасности своих домов. Это отряды миротворцев, которые стабильно, раз в час, патрулируют улицы городов, высматривая потенциальных мятежников. Это восемьдесят процентов ложных арестов и сорок пять процентов ошибочных казней. Единственный способ восстановить порядок и доказать свою власть — это применение силе. И правительство не скупится на вооружение, ужесточая меры контроля. Виктория торжествует, празднует победу. Это её достижение. Её никогда не смущала проливающаяся во имя великой цели кровь. Возможно, мне тоже стоит махнуть на подобное рукой. Люди неизменно придумывают способы убить друг друга. И им не требуется вмешательство богов.

Катастрофа, ставшая результатом войны богов более тысячи лет назад, едва не стерла человечество с лица земли. Землетрясения, извержение всех вулканов одновременно, наводнения, глобальное изменение мира — в один момент погибла примерно треть людей, а в последующие годы еще столько же от голода и локальных стычек. Потребовалось не менее десятилетия, чтобы ликвидировать последствия и хоть как-то скоординировать действия лидеров государств, оставшихся в живых. Мир сильно изменился за прошедшие сотни лет. Во всем. Часть материков оказалась погружена под воду, исчезли привычные государства и страны. Теперь не имела значение национальность или раса человека, на первое место выдвигалась польза, которую о мог принести. Ценились военные, медики, ученые, на второй план отступали учителя, менеджеры и другие офисные работники. Стань полезным — или умри. Жестоко, но действенно. Не сразу, но тем не менее, люди приспособились. В этом особенность их расы. Они неизменно выживают. Это всегда меня интриговало в них, поэтому я не отказывала себе в удовольствии жить среди них. Иногда влюблялась даже, проживала с ними жизнь, пока не появился он.

Вам всем знакомо его имя.
Александр Македонский. Ричард Мортон. И еще несколько имен, которые он примерял на себя. Мне все же удалось добиться своего. Он получил бессмертие, став моим до конца времен. Вот только конфликты между нами не исчезли. Даже став новым богом он так и не понял. Не смог почувствовать влияния смертных на нас в полной мере. Я никогда не пыталась скрыть от него свою истинную сущность, но он всегда считал это не более, чем игрой. Так и не осознав тот факт, что у меня нет контроля над всеми моими сущностями. Да, во все времена существует лишь одна богиня победы, вот только ее представляют всегда по-разному. И это действительно влияет на мою личность, изменяя черты моего характера. Подстраивая по какие-то нормы и образы.

Вследствие всего происходящего у меня случилось расстройство личности. А головная боль и вовсе сводила с ума.
Поэтому я не знаю, что именно мною руководило, когда я шептала новому президенту Капитолия свою идею. Восставшие дистрикты должны заплатить за свое преступление. И уничтожения номера Тринадцать недостаточно. Каждый год каждый дистрикт должны отправлять двух детей, мальчика и девочку, в возрасте от двенадцати до восемнадцати лет, на специальные Игры на выживание, в которых в живых останется только один. Да, я невольно вспомнила легенду о Минотавре и возможно вдохновилась ей, если можно так сказать. И вот я смотрю на смертных с Олимпа. И не могу найти в себе сил испытывать угрызения совести. Они это заслужили.

Я чувствую твое недовольство, Александр, — намеренно использую имя его прошлой жизни, скрещивая руки на груди. Я стою на краю мира, на Олимпе, наблюдая за подготовкой к первым играм. Я всего лишь дала им идею, они же сами довели ее до совершенства. И после этого боги жестоки? Я вижу перспективы, и я знаю, чем все закончится. Какие Игры и почему станут последними. Может быть изначально мои действия были лишь необдуманным порывом, сейчас я твердо осознаю тот факт, что именно так и должна сложиться история человечества.

Лорна хорошо помнит, как вздрогнула, когда услышала от кого-то в первый раз вопрос: "А Магнето не твой отец?" В дальнейшем чаще этот вопрос она слышала в другой формулировке, уточнялось наличие любого родства с этим известным многим мутантом, но в самый первый раз это был именно выстрел в цель. Она услышала в чужих устах то, о чем думала сама, домыслы обрели материальную форму. При рассмотрении возможности того, что Магнето может оказаться ее отцом, она говорила себе, что это ей лишь хочется, чтобы это было правдой, ей нужен если не кровный родственник, то кто-то, с кем можно поговорить о том, что поймет лишь человек со способностями, иными словами — ей нужен близкий друг-мутант. Время шло, мечты уходили на второй план, потому что мечты — хрупки и непрактичны, нельзя жить в иллюзии, строить хрустальный замок, в котором ты — принцесса, которую когда-нибудь кто-то обязательно спасет. В реальности так не бывает, нужно самому строить свое счастье, определить задачи и границы того, что ты считаешь допустимыми действиями для достижения поставленных целей. А дальше — драться до последней капли крови, ни шагу, ни дюйма назад. Можно поменять свои взгляды, это не считается Лорной чем-то зазорным, нормально — идти по жизненному пути, развиваясь, меняясь, обновляясь. Но если ты во что-то веришь, то будь готов отдать все за эту идею, гори ей, быть может, ты сгоришь ради нее, но так и должно быть, иначе зачем жить наполовину? Всегда можно отступиться и упасть, разбившись, залечивая раны, чувствуя эту саднящую боль, но Лорна точно знает, что стоять на месте и ждать, пока мир вокруг изменится к лучшему, это не ее путь. Ей хочется действовать, принимать решения, пусть и ошибаться, но все-таки действовать.

Эрик не выказывает особого расположения, не дает ей понять, что испытывает к ней какие-то родственные чувства. Это взвешенный подход. Если посмотреть на ситуацию со стороны, то девушка не смогла бы объяснить, почему кто-то мог бы запомнить визит случайного человека, разговор, не несущий никакой ценной информации. А ей эта встреча не просто запала в душу, она до сих пор сохранила ту безделушку, которую он подарил. "Похоже на талисман на счастье", — пожала тогда плечами тетя. Она не носит с собой его каждый день, но эта вещь прошла вместе с ней через многое. Она забрала ее, когда уехала от Дэйнов, этот амулет был при ней все эти многочисленные переезды, побеги от властей, не потеряла она его и пока была в психиатрической больнице.

Все несколько сложнее, чем кажется на первый взгляд. Лорна плохо помнит маму и папу, лишь обрывки, которые будто бы замарало отвратительным пятном то воспоминание о ссоре, которая произошла из-за нее. Отец не сдерживался в выражениях, хоть и тогда она была слишком мала, чтобы понять масштаб проблемы. В детстве все кажется проще, фиксируешься на основном. Лорна не вспомнит все слова, которые тогда произносились, с годами воспоминания выцветают, но тот взгляд, полный ненависти, с которым отец на нее смотрел, еще долго снился ей в кошмарах. Тщетно пытается она вспомнить что-то, что было потом, после этой ссоры, что-то всплывает в памяти, но она не уверена, было ли это до или после той ссоры, оставившей на ее сердце шрам. Затем эта авиакатастрофа, после которой у Лорны остались только дядя и тетя. Они не пытались ей заменить настоящих мать и отца, но не стали ей и приемной семьей. С раннего детства они были и оставались для нее Дэйнами, потому что старались будто бы дистанцироваться от нее. Вопросы, требующие ответа, никуда не исчезли, но игнорировались Дэйнами с той же настойчивостью, с которой они прятали ее настоящий зеленый цвет волос. Можно было противиться, не давать красить волосы, говорить до сорванного голоса, повторяя свои вопросы, но Дэйны были непреклонны, и Лорна сдалась. Они ведь не были плохими родителями: за все прожитые вместе с ними годы на нее ни разу не подняли руку и редко повышали голос, наказывали ее лишь тогда, когда она действительно забывалась. Лорна не была трудным ребенком: ей было непросто угодить, но с ней можно было договориться. Она не проявляла особой агрессии, не совершала жестоких актов насилия, даже крылья бабочкам не обрывала в детстве, как делали другие дети, из чисто исследовательского интереса: что будет делать бабочка потом? Лорна не была хуже других детей, не была впрочем и лучше, она была такой же, как все остальные. И не понимала, почему дядя с тетей будто бы строят между ней и собой невидимую стену. Она хорошо понимала, что в ней есть что-то особенное, но необычный цвет волос не казался ей причиной для такого особого отношения.

Когда в Лорне проснулись ее мутантские способности, она смогла наконец дать название этому непонятному ощущению: страх. Вот, что разделяло ее и родственников. Дэйны знали, что она мутант, выделяли ее, как отличающуюся от них, не понимали и поэтому боялись. Лорна может принять такое отношение, чувства не так-то просто взять под контроль. Простить она не сможет им того, что они даже не попытались разглядеть в ней личность за все эти годы, видели лишь мутанта, бомбу замедленного действия и ждали, когда она взорвется. Обидно сейчас, что Эрику в общем-то тоже не нужна сама Лорна, его интересуют лишь ее способности как мутанта. Чертовски злая шутка, судьба. Столько мечтать об ином, искреннем отношении, чтоб встретить спустя годы все то же самое, но под другим соусом.

Лорна пожимает плечами, мол, хочешь, покажу, жалко мне что ли, и ничего не объясняя, уходит в другую комнаты, по пути отметив, что от внимательного взгляда Эрика не укрылись ее синяки. Впрочем, она не сомневается, что он подметил здесь каждую мельчайшую деталь, просто не стал об этом говорить. Неважно. Лорна идет в свою комнату и быстро находит оставленную много лет назад Эриком безделушку, которую и приносит и кладет перед ним на постель.
— Я тебя прекрасно помню, — все, что может сказать ему сейчас она. Поднять в воздух такую легкую вещицу не стоит никаких усилий.

— Все? — насмешливо произносит Лорна. — Представление окончено? Ты только за этим сюда приехал — посмотреть на мутанта?

Лорна хорошо помнит, как вздрогнула, когда услышала от кого-то в первый раз вопрос: "А Магнето не твой отец?" В дальнейшем чаще этот вопрос она слышала в другой формулировке, уточнялось наличие любого родства с этим известным многим мутантом, но в самый первый раз это был именно выстрел в цель. Она услышала в чужих устах то, о чем думала сама, домыслы обрели материальную форму. При рассмотрении возможности того, что Магнето может оказаться ее отцом, она говорила себе, что это ей лишь хочется, чтобы это было правдой, ей нужен если не кровный родственник, то кто-то, с кем можно поговорить о том, что поймет лишь человек со способностями, иными словами — ей нужен близкий друг-мутант. Время шло, мечты уходили на второй план, потому что мечты — хрупки и непрактичны, нельзя жить в иллюзии, строить хрустальный замок, в котором ты — принцесса, которую когда-нибудь кто-то обязательно спасет. В реальности так не бывает, нужно самому строить свое счастье, определить задачи и границы того, что ты считаешь допустимыми действиями для достижения поставленных целей. А дальше — драться до последней капли крови, ни шагу, ни дюйма назад. Можно поменять свои взгляды, это не считается Лорной чем-то зазорным, нормально — идти по жизненному пути, развиваясь, меняясь, обновляясь. Но если ты во что-то веришь, то будь готов отдать все за эту идею, гори ей, быть может, ты сгоришь ради нее, но так и должно быть, иначе зачем жить наполовину? Всегда можно отступиться и упасть, разбившись, залечивая раны, чувствуя эту саднящую боль, но Лорна точно знает, что стоять на месте и ждать, пока мир вокруг изменится к лучшему, это не ее путь. Ей хочется действовать, принимать решения, пусть и ошибаться, но все-таки действовать.

Эрик не выказывает особого расположения, не дает ей понять, что испытывает к ней какие-то родственные чувства. Это взвешенный подход. Если посмотреть на ситуацию со стороны, то девушка не смогла бы объяснить, почему кто-то мог бы запомнить визит случайного человека, разговор, не несущий никакой ценной информации. А ей эта встреча не просто запала в душу, она до сих пор сохранила ту безделушку, которую он подарил. "Похоже на талисман на счастье", — пожала тогда плечами тетя. Она не носит с собой его каждый день, но эта вещь прошла вместе с ней через многое. Она забрала ее, когда уехала от Дэйнов, этот амулет был при ней все эти многочисленные переезды, побеги от властей, не потеряла она его и пока была в психиатрической больнице.

Все несколько сложнее, чем кажется на первый взгляд. Лорна плохо помнит маму и папу, лишь обрывки, которые будто бы замарало отвратительным пятном то воспоминание о ссоре, которая произошла из-за нее. Отец не сдерживался в выражениях, хоть и тогда она была слишком мала, чтобы понять масштаб проблемы. В детстве все кажется проще, фиксируешься на основном. Лорна не вспомнит все слова, которые тогда произносились, с годами воспоминания выцветают, но тот взгляд, полный ненависти, с которым отец на нее смотрел, еще долго снился ей в кошмарах. Тщетно пытается она вспомнить что-то, что было потом, после этой ссоры, что-то всплывает в памяти, но она не уверена, было ли это до или после той ссоры, оставившей на ее сердце шрам. Затем эта авиакатастрофа, после которой у Лорны остались только дядя и тетя. Они не пытались ей заменить настоящих мать и отца, но не стали ей и приемной семьей. С раннего детства они были и оставались для нее Дэйнами, потому что старались будто бы дистанцироваться от нее. Вопросы, требующие ответа, никуда не исчезли, но игнорировались Дэйнами с той же настойчивостью, с которой они прятали ее настоящий зеленый цвет волос. Можно было противиться, не давать красить волосы, говорить до сорванного голоса, повторяя свои вопросы, но Дэйны были непреклонны, и Лорна сдалась. Они ведь не были плохими родителями: за все прожитые вместе с ними годы на нее ни разу не подняли руку и редко повышали голос, наказывали ее лишь тогда, когда она действительно забывалась. Лорна не была трудным ребенком: ей было непросто угодить, но с ней можно было договориться. Она не проявляла особой агрессии, не совершала жестоких актов насилия, даже крылья бабочкам не обрывала в детстве, как делали другие дети, из чисто исследовательского интереса: что будет делать бабочка потом? Лорна не была хуже других детей, не была впрочем и лучше, она была такой же, как все остальные. И не понимала, почему дядя с тетей будто бы строят между ней и собой невидимую стену. Она хорошо понимала, что в ней есть что-то особенное, но необычный цвет волос не казался ей причиной для такого особого отношения.

Когда в Лорне проснулись ее мутантские способности, она смогла наконец дать название этому непонятному ощущению: страх. Вот, что разделяло ее и родственников. Дэйны знали, что она мутант, выделяли ее, как отличающуюся от них, не понимали и поэтому боялись. Лорна может принять такое отношение, чувства не так-то просто взять под контроль. Простить она не сможет им того, что они даже не попытались разглядеть в ней личность за все эти годы, видели лишь мутанта, бомбу замедленного действия и ждали, когда она взорвется. Обидно сейчас, что Эрику в общем-то тоже не нужна сама Лорна, его интересуют лишь ее способности как мутанта. Чертовски злая шутка, судьба. Столько мечтать об ином, искреннем отношении, чтоб встретить спустя годы все то же самое, но под другим соусом.

Лорна пожимает плечами, мол, хочешь, покажу, жалко мне что ли, и ничего не объясняя, уходит в другую комнаты, по пути отметив, что от внимательного взгляда Эрика не укрылись ее синяки. Впрочем, она не сомневается, что он подметил здесь каждую мельчайшую деталь, просто не стал об этом говорить. Неважно. Лорна идет в свою комнату и быстро находит оставленную много лет назад Эриком безделушку, которую и приносит и кладет перед ним на постель.
— Я тебя прекрасно помню, — все, что может сказать ему сейчас она. Поднять в воздух такую легкую вещицу не стоит никаких усилий.

— Все? — насмешливо произносит Лорна. — Представление окончено? Ты только за этим сюда приехал — посмотреть на мутанта?